Помимо всего прочего, значительная часть политической элиты российского общества (да и рядовых граждан РФ) убеждена, что в наступившем XXI веке войны будут вестись каким-то особенным способом, отличным от прошедших эпох. Исследователи будущим войнам даже присваивают номера определенных поколений (чего, надо сказать, не было за всю историю человечества). Предполагается, что в ходе так называемой бесконтактной вооруженной борьбы удары высокоточным оружием будут наносить только по военным объектам с хирургической точностью, а в районе боевых действий будет кипеть обычная жизнь. И население потерпевшей поражение страны даже не сразу поймет, что ее армия разбита, а лидеры государства уже подписали акт о безоговорочной капитуляции.
Эта ересь в настоящее время уже достаточно широко пустила свои корни. И высказывать иную точку зрения подчас становится даже неприлично. Однако обратимся к примерам недавнего прошлого. Закончилась ли убедительной победой американцев феерическая бесконтактная война в Ираке образца 2003 года? На первый взгляд, да: режим Саддама Хусейна был сокрушен, его армия прекратила существование. Однако общий стратегический результат более чем сомнителен. Аналогичную афганскую кампанию, наверное, не имеет смысла даже обсуждать. Американцы никак не могут поставить запятую в нужном месте – «уйти нельзя остаться». Короче говоря, явно происходит что-то неладное. И не помогло ни высокоточное оружие, ни точечное уничтожение боевиков. Ошибки, скорее всего, были заложены на уровне идеологии и принципов.
Обратимся к классику. Итак, Карл Клаузевиц: «Некоторые филантропы могут, пожалуй, вообразить, что можно искусственным образом без особого кровопролития обезоружить и сокрушить и что к этому-де именно и должно тяготеть военное искусство. Как ни соблазнительна такая мысль, тем не менее она содержит заблуждение и его следует рассеять. Война – дело опасное, и заблуждения, имеющие своим источником добродушие, для нее самые пагубные. Применение физического насилия во всем его объеме никоим образом не исключает содействия разума; поэтому тот, кто этим насилием пользуется, ничем не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес над противником, который этого не делает. Таким образом, один предписывает закон другому; оба противника до последней крайности напрягают усилия; нет других пределов этому напряжению, кроме тех, которые ставятся внутренними противодействующими силами.
Так и надо смотреть на войну; было бы бесполезно, даже неразумно из-за отвращения к суровости ее стихии упускать из виду ее природные свойства. Если войны цивилизованных народов гораздо менее жестоки и разрушительны, чем войны диких народов, то это обусловливается как уровнем общественного состояния, на котором находятся воюющие государства, так и их взаимными отношениями. Война исходит из этого общественного состояния государств и их взаимоотношений, ими она обусловливается, ими она ограничивается и умеряется. Но все это не относится к подлинной сути войны и притекает в войну извне. Введение принципа ограничения и умеренности в философию самой войны представляет полнейший абсурд».