. Асквит, по крайней мере сначала, придерживался более оптимистической точки зрения на растущий европейский кризис. «Это отвлечет внимание от Ольстера, что хорошо», – сказал он хозяйке известного салона в Лондоне
[1669].
Французы тоже медленно пробуждались для осознания нарастающей опасности. Это всего лишь небольшая неприятность на Балканах, думал Адольф Мессими, который только вступил в должность военного министра. «Это как-нибудь разрешится само собой, как и раньше»[1670]. На набережной д'Орсе министерство иностранных дел было занято разработкой планов предстоящего визита президента Пуанкаре и его премьер-министра Вивиани в Санкт-Петербург. Большинство телеграмм между Парижем и французским послом в России Морисом Палеологом больше касались таких вопросов, как точные формулировки тостов, нежели проблем на Балканах.
Французские политики и общественность были в основном озабочены сенсационным скандалом, связанным с женой ведущего радикального политика Жозефа Кайо. Враги обвинили его в коррупции, что, вероятно, соответствовало действительности, и дружеском отношении к Германии, что было, безусловно, правдой. В конце концов, он был реалистом, который считал, что Германия и Франция могут добиться многого, действуя вместе. Будучи премьер-министром во время второго марокканского кризиса он сделал многое, чтобы прийти к мирному решению. За это его ненавидели французские националисты, а также за то, что он выступал против введения трехлетнего срока обязательной военной службы, благодаря которому должна была вырасти численность французской армии. (Почти так же плохо было то, что он выступал в поддержку введения подоходного налога.) В первые месяцы 1914 г. Гастон Кальмет – редактор ведущей ежедневной парижской газеты «Фигаро» начал против него жестокую кампанию с помощью статей с такими заголовками, как «Сомнительный финансист» и «Человек Германии». Вдобавок Кальмету удалось раздобыть несколько неосторожных любовных писем, которые Кайо написал своей второй жене Генриетте, когда она еще была замужем за другим мужчиной, и пригрозил опубликовать их. 16 марта Генриетта, как всегда прекрасно одетая, пришла в офис «Фигаро». Когда ее провели в кабинет Кальмета, она вынула из меховой муфты пистолет «Браунинг» и выпустила в него всю обойму. Сказав объятым ужасом сотрудникам: «Во Франции больше нет правосудия. Это единственное, что оставалось сделать», она стала спокойно ждать, когда ее арестуют за убийство. Суд над ней начался 20 июля. Восемь дней спустя, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, присяжные оправдали ее на том основании, что она совершила преступление по страсти. Печальным последствием ее действий стало то, что муж, который вполне мог бы выступить в поддержку сдержанной политики Франции, когда Европа скатывалась к войне, был вынужден уйти из правительства в отставку