А тогда, в июле 1942 года, мы знали только одно — что большая часть конвоя погибла. Уцелевшие суда ушли к побережью Новой Земли. Нужно было спасать то, что ещё можно спасти.
…Моторы «Каталины» — моей летающей лодки — ревут ровно и глухо, тянут над океаном широко распростертые крылья. Берег изрезан фьордами и проливами, которые здесь называют «шар». За дюралевой переборкой голос радиста:
— Идем вдоль Костина Шара… У нас пока чисто…
«Да, чисто, — думаю я. — А жаль… Надеялся, что тут, у Костина, кого–нибудь сыщем. Место для стоянки удобное…»
Час за часом все одно и то же — камень, вода, небо, снег… Бегут дикие олени, запрокинув гордо свои ветвистые головы… Иногда, очень редко, мелькнет под крылом избушка охотника–промысловика, вокруг нее разбросаны бочки…
— Илья Павлович, — голос штурмана, — может, снизимся ещё малость?
— Да и так все видно отлично, — отвечаю ему. — Если какой корабль и застрял здесь, так непременно сыщем.
Прошли Гусиную Землю, скоро — становище Малые Кармакулы, «столица» Новой Земли. Можно совершить посадку, попить чайку…
Я начал уже разворачиваться. И вдруг заметил: кажется, корабль!
С ревом прошли над обширным заливом Моллера, в глубине его, на севере — Малые Кармакулы, а на юге — губа Литке. Приткнувшись носом к каменистой отмели, стоял, недвижим, транспорт. На корме его хлопал флаг.
— Американец… брошен, видно… будем садиться… Прошли над бухтой, залитой солнцем. Кое–где ещё мерцали призрачно–голубые глыбы льда, искрились на берегу снежники.
— Передай на базу: «Сажусь, залив адмирала Литке».
Под фюзеляжем самолета стремительно пролетали назад камни. Потом мох, кочкарник, опять камни…
— Не навернемся? — спросил стрелок–радист. Ненужный, конечно, вопрос и не вовремя задан.
— На то мы и полярная авиация, чтобы садиться где угодно.
Я направил машину прямо в центр бухты. Волны почти нет, только бы льдинку не зацепить. Лодка коснулась воды, моторы смолкли. Когда открыл фонарь, стало тихо–тихо.
— Штурман, вылезай… Проветримся. А ты, Саша, посиди здесь без нас, поскучай…
Громадный американский сухогруз стоял совсем рядом. Мы подошли к нему на своем клипер–боте. Полная тишина, на палубе никого.
— Дрыхнут, наверно, — предположил штурман.
— Да нет. Чует мое сердце, брошен… Полезем?
Нам удалось подняться на палубу. Ни души. Но чувствовалось по всему — каюты покинуты совсем недавно, на камбузе ощущался запах кофе. Вдоль спардека стояли два сверкающих американских паровоза, из трюма мрачно, словно пришельцы из иного мира, глядели на нас башни тяжелых танков. А в другом трюме были пачками сложены крылья истребителей.