И вот наконец последний рейс. Забрали все оставшиеся продукты, взяли самое главное — крышу для основного домика. В общем загрузились «под завязку». Взлетали тяжело: снег, подогреваемый весенним солнышком, стал более липким и не давал. нашим лыжам такого хорошего скольжения, как прежде.
Набрали триста метров высоты и по знакомому маршруту пошли на Усть — Тарею.
На борту царила спокойная деловая обстановка, даже праздничная, пожалуй. Николай запросил на всякий случай погоду на запасных аэродромах и сообщил в Игарку, что мы сегодня будем «дома». Стешкин, сидя на месте бортмеханика, следил за точностью маршрута, а бортмеханик Володя Белявский за столом штурмана вписывал в формуляры самолета и моторов сведения о налете часов — «подбивал бабки». Второй пилот Женя Яковлев, сидя за штурвалом, подворачивал то влево, то вправо по указаниям штурмана и безмятежно улыбался каким–то своим мыслям.
У меня на душе тоже было спокойно. Считай, дело сделано, последняя посадка — и домой. Но, как говорится, не кажи гоп…
Замечаю, что Женя начинает потихоньку снижаться, чтобы не войти в облака. Высота по радиовысотомеру уже двести метров, облачность начинает «прижимать». Появились капельки дождя на ветровом стекле летчиков. Этого ещё не хватало! Температура–то наружного воздуха минусовая!
Попросил механика и штурмана занять свои места.
— Володя, — спрашиваю штурмана, — сколько осталось времени по расчету?
— Около двадцати минут.
— Хо–ро–шо, — говорю. (Что тут ещё можно сказать?)
Дождь начал усиливаться, облачность понижается. Пришлось и нам снизиться до ста пятидесяти метров Да-а… Последний рейс… Кругом белизна, тундра. Главное — речку не проскочить. Чего не боялся, а получилось… Погода ведь в районе Диксона была хорошей, да и на район Тареи синоптики давали не хуже…
Капли дождя стали уже замерзать на стеклах, видимость ухудшилась. Но редкие кустики по берегу Тареи разглядеть все–таки удалось — мы вышли на берег.
— Подвернуть вправо, держать вдоль берега до Пясины, — дал команду штурман.
Яковлев подвернул, высота уже сто метров. Переохлажденный дождь делал свое коварное дело. Самолет покрывался ледяной коркой, а на неубирающихся лыжах скапливалась дополнительная порция льда.
Приходилось добавлять мощности обоим двигателям, чтобы, сохранять необходимую скорость полета.
Теперь уже Яковлев вёл самолет в основном по приборам. Я открыл боковую форточку, стараюсь наблюдать в нее: Через переднее стекло ничего не видно — такое сильное обледенение, что тепло от трубы уже не помогает.
Что же делать? Возвращаться обратно нет смысла: ещё день–другой, и взлётная полоса на Диксоне выйдет из строя. Лететь в Игарку нельзя — не выполнено задание. Геологи без крыши, без продуктов. Пока высота позволяет, надо пробиваться в Усть — Тарею…