Наверное, если бы не она, я не просидел бы столько часов у колодца. Мы
сидели и молчали, окутанные мраком аравийской ночи…
Жители этого маленького оазиса привыкли молчать, когда они отдыхают
после целого дня тяжелой однообразной работы. Да и о чем им говорить
между собой? День заканчивается и переходит в следующий, и все дни как
две капли воды похожи один на другой. Лишь крайне редко происходят
события, которые нарушают однообразие здешней жизни. Сегодня произошло
именно такое событие: в оазис приехали чужеземцы. Однако побеседовать со
мной обитатели оазиса не могут, ибо я не понимаю их диалекта, а говорить
о госте в его присутствии им не позволяет врожденное чувство такта,
хотя, разумеется, мне ни слова не понять из того, что они говорят.
Я тоже не хочу нарушать царящую здесь тишину. Лишь изредка бросаю
украдкой взгляд на девушку с бездонными глазами. И беспрестанно
спрашиваю сам себя, откуда в этих глазах столько непонятной магической
силы…
О чем она мечтает? О далеких ли оазисах? Или о том, чтобы убежать
отсюда?
Едва ли. За всю свою жизнь она ничего не видела, кроме родного оазиса, и
вряд ли слышала от приезжих купцов рассказы о заморских краях, ибо они
избегают разговаривать с женщинами. В этом оазисе она родилась, здесь
она и умрет, если только какой-нибудь проезжий шейх или купец не купит
или не похитит ее.
Мечтает ли она о том, чтобы сбросить с себя рабское ярмо? Мечтает ли о
свободе? Но ведь она даже не представляет себе, что такое свобода!
Мечтает ли она о «большой любви»? В стране, где женщина должна делить
своего мужа со множеством других женщин? В стране, где она нужна лишь
для удовлетворения эротических прихотей мужчины и для продолжения его
рода? В стране, где женщина стоит дешевле, чем верблюд?
Говорят ли эти глаза о великой боли или о трагедии? О неосознанных
желаниях? О никогда не умирающей надежде почувствовать себя хоть
когда-нибудь человеком?
Эти вопросы не давали мне покоя, и долго еще после того как я улегся
спать, передо мной сверкали глаза аравийской девушки…
Глиняные дома. — Султан, который потерял счет женам. — Столовые горы. — Необычная встреча на горной тропе. — Ответ на обвинение. — Прощай, Сейюн!
После неудачной попытки найти белого раба в Шибаме я добрался через
несколько дней до Сейюна. Сейюн по-арабски означает «далекий город».
С крыши большого дворца, в котором меня поселили власти, открывается
великолепный вид на большой оазис с гор Геддар и Джебель. Дома здесь не
такие высокие, как в Шибаме, зато у них более опрятный вид. Лишь
немногие имеют более трех этажей, но фасады их нередко отделаны
искусными украшениями, чаще всего абстрактными. Разумеется, ни в Сейюне,
ни в других городах Саудовской Аравии вы не увидите ни одной скульптуры
и ни одной картины, изображающей человека или животное. Это запрещено
Кораном.