— Все, достаточно. Спасибо. — Я отстраняюсь.
— Я облажался, да?
— Что? — Я смотр на «исчадие ада».
— Привез тебя в клуб и оставил там одну, а теперь даже боюсь думать, о том, что с тобой случилось.
Я вспоминаю тот дерьмовый клуб, блондина, покупающего мне пиво, второго блондина, рвущего мое платье, мне становится не по себе.
— Ты не облажался, облажался твой отец, когда оплодотворял твою мать.
Я не злилась на него, за то, что он меня там оставил, я злилась на себя, за свою доверчивость и распутность. Я злилась на «Исчадие ада» за прошлое, которое нас связывало, эта злость была детской обидой и мне даже не с кем было этим поделиться.
— Можешь говорить обо мне все, что хочешь, но не трогай моих родителей.
Я понимаю, как глупо было впутывать сюда людей, которых я совершенно не знаю.
— Извини, я не это имела ввиду.
— Проехали.
Мы сидели в тишине чуть больше минуты. Я хотела сказать, что хочу спать, но почему-то язык не поворачивался. Мне нравилась эта тишина, не та тишина, которую ты ощущаешь, находясь наедине с собой, а та, которая заставляет думать, что ты не одна, что кто-то сидит рядом с тобой и дышит одним воздухом, и также наслаждается этой тишиной.
— Почему ты здесь? — Тихо спрашиваю я, в полумраке, разглядывая свои руки. Краем глаза, я замечаю, что Андрей тоже смотрит на них.
— Жду момента… Когда, снова решусь спросить тебя, о том, что произошло.
— Ничего не произошло. Если это то, что ты хочешь услышать.
— Нет. Я имею ввиду, да, я хотел бы, но чтобы это было правдой.
— Это правда. — Лгу я. — Я просто упала. Выпила лишнего и споткнулась. Ты же видел, какая там дорога.
— Послушай. — Андрей поворачивается ко мне лицом. — Я знаю, что ты врешь, и даже не отрицай. Я не дурак.
— Да? Странно, я думала иначе. — Я попыталась улыбнуться.
— Не переводи все в шутку. Это не смешно. Ты вся в синяках, твое платье порвано..
— Если ты чувствуешь вину за это, то расслабься, ты здесь не причем.
— Этот тот козел, да? С которым ты там осталась. Он изнасиловал тебя?
— Нет. Хватит! Я же сказала, что просто упала.
— Твоя мать, может и поверит в это, но не я.
— Чего ты хочешь, а? Давай, спроси еще что-нибудь, не стесняйся. Что ты хочешь знать? Переспала ли я с тем парнем? Да. Я же шлюха, они так делают, спят со всеми подряд, и я делаю это, и мне это нравится.
Я думала, что уже забыла о том, как он меня назвал, но оказалось, что это все еще сидит во мне. Я не собиралась срываться, я не хотела снова плакать, но я не могла остановить обиду, разраставшуюся внутри. Обиду на родителей, которые всю жизнь считали меня бесплатным приложением к их дочери, обиду на «исчадие ада», который возродил во мне самые теплые человеческие чувства, а потом растоптал их, обиду на себя, злость на тех уродов из клуба. Все это не может умещаться во одном человеке, просто не может. Ненавижу, когда люди видят мои слезы. Я становлюсь для них уязвимой, я чувствую, будто меня выворачивает наружу и, все видят мои самые потаенные секреты, знают мои слабости.