Словно хорь в курятник, Ренье скользнул внутрь.
Вдруг над его головой распахнулось окно женских покоев, и нежные звуки лютни вплелись в крики и шум, шипение огня и грохот сковородок. Женский голос пел:
Как же чудно предаться страсти, желанный мой!
Нет, других занятий мне и не надо,
В этой жизни для нас одна лишь отрада —
Это страсть, что бог внушил нам с тобой.
Если б только век не вставать с простыней
И ласкать друг дружку так, чтобы дух из тела!
Я бы жизнь отдала ради такого дела,
Церковных причастий услада сия милей.
Ренье остановился. Между тем кухарка при виде незваного гостя выскочила наружу и бросилась к нему, размахивая пучком душистых трав. Первый удар пришелся пикардийцу по спине, от второго он увернулся и быстро вскарабкался вверх по увитой плющом ограде.
— Бездельник, проходимец, еретик проклятый! — прокричала снизу кухарка. — Сунься сюда еще раз — получишь кипятка и до смерти проходишь с обваренной рожей!
Но Ренье засмеялся. Не слушая ее воплей, он сел на ограду верхом, надвинул шляпу на нос и запел хриплым голосом:
Пусть священник в церкви гнусавит молитвы,
Я свои полки поведу в сраженье!
Ничего нет прекраснее этой битвы,
Слаще победы в ней может стать пораженье.
Меньше слов — пушка к бою готова,
Буду палить из нее снова и снова.
Лютня смолкла, и в окне показалось румяное женское личико, а за ним — еще одно.
— Что за трубач трубит атаку в этих стенах? — спросила первая, красивая молодая дама в малиновом платье, белокурая и свежая, как наливное яблоко, с темными живыми глазами, в которых искрился смех.
— Не трубач, а петух, — подхватила вторая, по виду служанка, но уступающая госпоже лишь богатством наряда. — Петух взлетел на стену и голосит на весь двор, блудник этакий!
— А ты, стало быть, курочка? — сказал ей Ренье. — Подать тебя в винном соусе — славное будет угощение.
— Не про твою честь, — ответил она, показав ему язык. — Ты и на петуха не похож, такой серый да ободранный.
— Из перьев супа не сваришь, милая птичка. Навар дает то, что под ними.
— Очень надо заглядывать тебе под перья, — фыркнула служанка.
— А я бы не прочь тебя ощипать. Ведь сказал мудрец: nuda veritas[49], что значит — истина узнается без одежды.
Служанка вспыхнула, а дама рассмеялась.
— Кто же ты есть, странный господин? — спросила она. — Говоришь, как ученый, но что за убор на тебе? Твой плащ усыпан ракушками, шляпа усеяна образками, на руке — четки. Господа ученые, я слышала, чудно одеваются, но ты, право, чуднее всех.
Ренье сдвинул шляпу на затылок.
— Я побывал у святого Иакова в Компостеле.
— Так значит ты паломник, — сказала дама, — из тех, что ищут милости Божьей и его святых.