Алхимики (Дмитриева) - страница 137

. Остальное — мишура, милая сердцу суфлера, и… Ренье! Ренье! Куда же ты?

Но пикардиец, не сказав ни слова, выскочил на улицу.

XVI

Он пришел на Овечью улицу и постучал в дверь старого каменного дома с соломенной крышей, раскрашенной под черепицу. На втором этаже скрипнули рассохшиеся ставни, и хриплый голос неприветливо прокаркал в открывшуюся щель:

— Кого еще дьявол принес, на ночь глядя?

— Здесь живет Симон де Врис, бакалавр богословия? — спросил пикардиец.

— А тебе что за дело?

— Такое дело, что я его ищу.

— Много таких шляется вокруг и ищет, что ни попадя. У меня на каждого хватит помоев — и на твою долю хватит, если не уберешься!

— Да тебе стоит лишь рот раскрыть, чтобы загадить все вокруг, — нетерпеливо крикнул Ренье. — Эй, старая волынка! Где Симон де Врис?

— Где, где! В хлеву, в луже, в трактире, под хвостом у сатаны — ищи, где хочешь, а здесь его нет! — Ставни захлопнулись, напоследок осыпав пикардийца древесной трухой. Ренье с досадой пнул косяк. Вдруг дверь приоткрылась, и пышнотелая девица, высунувшись наружу, как опара из горшка, громко шепнула:

— Если господин ищет Симона, то он на верном пути. Симон ушел, но обязательно вернется, не сейчас, так к утру. — Она подмигнула пикардийцу и скрылась.

— Благослови Господь добрые сердца и пригожие мордочки, — пробормотал Ренье.

Предстояло ждать, и он подумал, не отправится ли ему в трактир у Намюрской заставы, чтобы скрасить ожидание. Но, не пройдя и половины пути туда, пикардиец услышал неровный стук деревянных башмаков и увидел человека, который, качаясь из стороны в сторону, брел ему навстречу. Некогда черная, а теперь расцвеченная всеми оттенками грязи мантия клоками свисала с его тощих плеч. Шляпы на нем не было, и всклокоченные волосы закрывали опухшее от пьянства лицо, из-под них при каждом вздохе вырывались свист и бульканье и летели брызги слюны. Тяжелый винный дух плыл вокруг прохожего, как облако. В двух шагах от пикардийца человек внезапно согнулся, точно циркуль, и уперся ладонями в стену ближайшего дома — его рвало.

Ренье остановился тоже и недоуменно поскреб в затылке. Что-то в пьянице показалось ему знакомым. Дождавшись, пока он закончит свое дело, Ренье промолвил:

— Господь с тобой, брат Симон.

Пьянчужка выпрямился и оттер рот.

— Кто это сказал? — спросил он, икая.

— Друг, — ответил пикардиец.

Симон потряс головой, и лицо его расплылось в жалобной гримасе.

— Нет у меня друзей, все меня бросили…

— Скажи лучше, ты поменял их на выпивку, — произнес пикардиец, взяв его под руку.

— И то правда, — подумав, согласился Симон. — Я променял всех, всех своих славных круглых дружков, красненьких, и беленьких, и даже одного желтого — пропил все, что у меня было… хоть было-то совсем немного. А заведутся еще — и их пропью. Жалеть тут не о чем. Эти друзья мне не верны и никогда не будут… А ты кто таков? — вдруг спросил он, остановив взгляд на Ренье.