Вместо ответа пикардиец вытянул вперед руку и провел пальцами по ладони до запястья. Симон де Врис сплюнул:
— Не тычь в меня своими лапами. У тебя, чертов брат, язык отсох, что ли? Отвечай, как человек, или убирайся обратно в ад, откуда ты явился…
— Хорошо же тебе выполоскало мозги, — заметил Ренье. — И память отшибло, как я погляжу. Ну же, вспоминай: я — Ренье де Брие, два года мы с тобой качались в одной лодке.
— А! — завопил вдруг Симон. — Я вспомнил, чертов брат! Ты — мертвец, потопивший наш корабль! С того света ты явился по мою душу? Тьфу-тьфу, святой Квентин, защити от зла! Оставь меня, дух нечистый! — Он рванулся прочь, но, запутавшись в собственных ногах, во весь рост растянулся на земле.
Ренье поднял его за шиворот и перекинул через плечо, словно мешок с трухой. Пьянчужка дернулся раз или два, потом глаза у него закатились, руки и ноги обвисли, и весь он обмяк, а Ренье, грузно печатая шаг, понес его к дому. Служанка открыла дверь сразу, и ее пышная грудь затряслась от еле сдерживаемого смеха:
— Говорила же, господин бакалавр вернется. И до утра ждать не пришлось.
— Verum, голубушка. А теперь покажи-ка, где ночует господин бакалавр, да принеси ведро воды. И больше я тебя не потревожу.
— А хоть бы и потревожили, — хихикнула она, искоса поглядев на него. — Я ведь не из тех, кто без дела мнет подушку.
Ренье шлепнул ее по выцветшей юбке:
— Веди, красотка. Будет время и для ночных песен, а сейчас помоги сгрузить этот дырявый бурдюк, пока его содержимое не изгадило мне одежду.
Продолжая хихикать, девица стала подниматься по лестнице, а Ренье с его ношей шел следом. Она распахнула перед ними чердачную дверь и убежала, на прощанье обласкав пикардийца улыбкой и взглядом.
Внутри все было заставлено разным хламом едва ли не под самую крышу: дырявые сундуки, стол без ножки, стулья, старая жаровня, корзины с торчащими прутьями, разбитые или треснувшие горшки — все было свалено, как попало, и заляпано птичьим пометом. Наверху на темных стропилах сидели важные голуби и, курлыча, раздували сизые зобы. У окна стояла низкая дубовая подставка для книг и валялись покрытые пылью бутылки. Тут же в углу лежал продавленный тюфяк, на который пикардиец свалил свою храпящую ношу.
— Кто назвал эту конуру убежищем астролога, пусть подавится собственными зубами, — брезгливо отряхнувшись, пробормотал он. — Однако до утра толку от пьянчуги не будет. Бог знает, будет ли толк вообще… Дьявол привел меня в эту дыру! Похоже, мой друг Симон теперь видит звезды только на дне стакана. Если окажется, что все напрасно, я вывешу его за ноги в окно — там ему самое место.