Алхимики (Дмитриева) - страница 140

— Стой! Ни слова больше! — воскликнул Симон де Врис. Его лицо позеленело. — Заклинаю тебя именем Господа Всемогущего, прошу, умоляю — молчи! Молчи!.. О, горе мне! Чертов братец, ты явился, чтобы утащить меня в ад. Из твоего рта пахнет серой. Прочь! Прочь! Изыди! Тебе меня не взять!

Он оттолкнул Ренье, но тут же сам рухнул к ногам пикардийца. А Ренье взял ведро и стал поливать его сверху, приговаривая:

— Попей, попей водички.

Наконец, мокрый и жалкий Симон взмолился:

— Смилуйся, хватит… Хочешь, убей меня, только не мучай.

— Дурак ты, что ли? Надо мне тебя убивать? — сказал пикардиец. — Кому нужна твоя смерть? Что в тебе было ценного, так это ум, но ты и его растратил в попойках. Странно, что книги до сих пор здесь. Пропей и их, все, до последней страницы, как пропил свое умение. — И, не скрывая досады, он швырнул Симону «Тетрабиблос». Тот схватил книгу и крепко прижал к груди. Его глаза яростно вспыхнули.

— Кто позволил рыться в моих вещах? — спросил он, еле ворочая языком от гнева. — Руки прочь от книг!

— Неужто они дороги тебе? — спросил Ренье.

— Дороже твоей шкуры, грязный доносчик!

— Вижу, что так — уж больно смело ты заговорил. А как насчет твоей собственной?

— И моей, и всякой. Не смей даже касаться этих страниц.

— Значит, что-то в тебе осталось от прежнего Симона де Вриса. Если так, открой свой фолиант и скажи мне, кем нынче управляют Марс и Сатурн, и что значит: злое со злым — хорошее сочетание?

— За этим ты пришел ко мне? — спросил Симон. — Кто ты такой?

Он поднялся, вперив растерянный взгляд в пикардийца.

— Я — Ренье де Брие, магистр и лиценциат, я — Ренье, твой брат в герметической науке, — ответил тот.

Симон вздрогнул:

— Ты — Ренье? И, правда, теперь я тебя узнал. Но почему ты здесь? Ведь ты исчез без малого два года назад. Тебя взяли под стражу и подвергли пыткам в тюрьме, и ты не вынес истязаний и оговорил всех нас, и из-за твоих слов наше братство рассыпалось прахом.

— Опомнись, брат Симон, — сказал Ренье. — Что за глупость ты мелешь? Никто меня не арестовывал. Из Лёвена я ушел по собственной воле, а где был все это время — посмотри на мой плащ и узнаешь.

— Почему тогда взяли беднягу Дирка ван Бовена? — спросил Симон. — Он провел в заключение три месяца, а потом его, точно собаку, выгнали за ворота — вывезли на телеге, потому что ноги у него были перебиты, и идти он не мог. За что оттащили в тюрьму старого Антониуса?

— Я слышал, Антониус умер от водянки.

— А слышал ли ты, что водянка приключилась с ним оттого, что, невзирая на его достоинство и седины, ему в рот влили столько воды, что он разбух, точно губка, и текло из него, как из прохудившегося ведра? За что, спрошу я? За что? Наша вина была лишь в том, что мы хотели знать чуть больше, чем дозволено человеку. Но мы не злоумышляли ни против людей, ни против церкви.