Алхимики (Дмитриева) - страница 44

Жизнь в Черном доме нельзя было назвать легкой; один за другим тянулись однообразные дни, наполненные работой и брюзжанием старой Грит — правда, работалось здесь не хуже и не лучше, чем в других домах. Редко предоставлялась возможность куда-нибудь выйти, но это не слишком расстраивало девушку. На кухне, да еще в пристройке за домом, где помещалась прачечная, она чувствовала себя настолько свободной, насколько это вообще было возможно.

Нижний этаж, кухня и прачечная находились в полном ее ведении — это была ее вотчина, ее маленькое королевство. Подданные, пузатые горшки и котлы, стояли в ряд, сияя начищенными до блеска боками; соусники и сковородки составляли почетный караул; место перед очагом, всегда аккуратно выметенное, было лобным местом, а жаровня — ратушей. Торговая палата расположилась на полке с кружками, откуда ее купцы, наполненные до краев, отправлялись в странствие по неведомым землям хозяйских покоев и куда потом возвращались, опустошенные, терпеливо снося головомойку, которую Сесса устраивала им в чане с водой. Посудный шкаф был сокровищницей, а два больших деревянных ларя, Фалле и Моа (как она их окрестила) — неприступными замками, в которые ни один враг не смел сунуть носа, и каждый вечер Сесса лично расставляла караулы — несколько мышеловок с превосходными тугими пружинами. По праздникам над кухонным королевством поднималось райское благоуханье, в котором аромат жареного мяса смешивался с запахами гвоздики и имбиря. Пивной бочонок, важный, как епископ, начинал проповедь, тонувшую в веселом шипении и бульканье, но куда более приятную для людского уха, чем те, что произносятся с церковной кафедры.

Воображение расцвечивало окружающий мир, благодаря ему жизнь казалась не такой скучной и монотонной. Еще был Йоос, славный, добрый друг, встречи с которым совсем недавно приносили девушке радость… Где же это теперь? Почему все вдруг ушло? Как случилось, что в душу въелась безжалостная тоска, а в сердце поселился страх?

Прижав руки к груди, Сесса опустилась на пол перед очагом; так она сидела до тех пор, пока в кухне не стало темно.

Огонь еле теплился. Девушка совсем закоченела, но не замечала этого — мысли ее блуждали далеко. Перед глазами стоял образ, уже не раз являвшийся ей во сне: окутанный золотистым сиянием, он излучал свет, будто ангел Господень, но сам скрывался в тени. Она любовалась им, как иконой в церкви, восторженно, со сладостным замиранием сердца, пока не отдавала себе отчета в том, кто же стоит перед ней. Но, внезапно разглядев лицо призрака, девушка ощутила смущение и растерянность — ее собственная душа раскрылась перед ней, и увиденное вызвало испуг и смятение.