— Пресвятая дева на небесах, смилуйся надо мной, — чуть слышно прошептала она. — Матерь Божья, спаси от греха… Если бы я могла… Ах, владычица небесная, возьми мое сердце! Я не в силах совладать с ним…
Холод привел Сессу в чувства. Она пошевелилась, с трудом распрямляя затекшие плечи, и услышала, как сквозняк раскачивает наружную дверь пристройки. Дверь не должна была оставаться открытой, и девушке вновь стало не по себе. Она зажгла свечу и выглянула наружу. В тот же миг вокруг нее кольцом сомкнулись крепкие руки, а в щеку ткнулась заросшая щетиной щека.
Вскрикнув, Сесса вырвалась, запнулась о скамеечку и едва не села на пол; вошедший успел поймать ее за руку, но сам отшатнулся, заслоняя лицо от пламени свечи. Все же служанка успела разглядеть его и с облегчением воскликнула:
— Слава Иисусу! Господин Ренье! Бог мой, вы ли это?..
— Второй раз ты называешь меня богом, — ответил пикардиец, моргая и корча рожи. — В третий раз Господь может обидеться.
— Но где вы были? Мы не видели вас со вчерашнего дня!
— Где был, туда уж не вернусь, — дернув плечом, заявил Ренье. — А всего-то дел — немного выпил и захотел подремать в тихом уголке. Нет закона, запрещающего честному человеку пить и спать — так я сказал тому пузану, окривевшему от жадности, бурдюку с прогорклым жиром, мешку вонючих потрохов, что зовется судьей. Он пожелал слупить с меня штраф за бродяжничество, но не тут-то было! Primo, я дворянин, secundo, школяр, вольная птица! Меня могут судить лишь господа асессоры Лёвенского университета. Видела бы ты, как он взбесился! Раздулся, как жаба, еще немного и лопнул бы от злости! Да ему легче пальца лишиться, чем выпустить из рук хоть один медяк! Но с меня он получил лишь воздух — и порядком испорченный!
— Правда, вы будто выбрались из выгребной ямы, — тихо сказала служанка. — Не мешало бы вам вымыться да сменить одежду.
Она отвела пикардийца в прачечную, принесла ему горячей воды и чистую рубашку. Он с наслаждением плескался в лохани, фыркая и встряхиваясь, как собака, а Сесса, не в силах унять тревогу, беспокойно расхаживала по кухне. Наконец она крикнула ему из-за двери:
— Где же господин Андреас? Разве он был не с вами?
— Мой брат Андреас идет своей дорогой, а я — своей, — ответил Ренье.
— Я думала, вы всюду ходите вместе.
— Да, пока идем в одну сторону. До сих пор так и было.
— Так где же он, где? — заломив руки, воскликнула девушка.
— Там, где стрекочут сороки — если ты не одна из них, тебе там делать нечего. — Ренье вошел в кухню, пристально глядя на служанку. Под этим взглядом Сесса залилась краской, и на ее глазах навернулись слезы.