— Ты плачешь, — негромко произнес он. — Это хорошо. Смиренная слеза возносится к небу и побеждает непобедимого.
— Так утверждает Бернард, — машинально отозвался Андреас.
Помолчав, Имант спросил:
— Ты знаешь, почему находишься здесь?
— Не знаю, — ответил школяр. Судорога перехватила ему горло.
— In facto, — сказал дознаватель, — я обвинил вас и убедил всех в том, что вы виновны; сегодня ни у кого не осталось сомнений. Приговор вынесен, осталось лишь признание. Но за этим дело не станет — под пыткой все признаются.
— Что тебе нужно? — спросил узник.
Иман склонился к его лицу:
— Мне нужна «Manu philosophum».
Андреас вздрогнул, потом обмяк и тихо рассмеялся.
— Что? Рука философа? Зачем она тебе? Это ведь не рука повешенного, она не сделает тебя невидимкой.
Шутка показалась ему забавной, но улыбка сменилась гримасой, когда дознаватель стиснул плечо узника, впиваясь в кожу длинными желтыми ногтями.
— Отдай мне ее, — повторил Имант.
— Ты и так забрал у меня все, что было! — выкрикнул Андреас, пытаясь высвободиться.
— Не все, — ответил дознаватель, всадив ногти еще глубже.
Андреас схватил его за запястье, с силой отрывая от себя безжалостную руку.
— Что я могу здесь спрятать?
Полосы на его плече набухли кровью.
Имант выпрямился.
— Слушай, — сказал он. — Слушай меня. Я знал твоего дядю. О, я давно знал его! Когда-то мы вместе постигали основы искусства, благодаря которому несовершенное становится совершенством. Увы, Хендрик оказался профаном, пустышкой. Наши пути разошлись, но я не терял его из виду. Потом я узнал, что к нему попала книга, истинное сокровище — попала по ошибке. Она не должна была достаться жалкому суфлеру. Ею мог обладать лишь истинный адепт великой науки. Но твой дядя был упрям и не понимал очевидного. Теперь он мертв, я не нашел книги в его доме. Если ты успел завладеть ею, не будь глух к моим словам. Отдай мне «Manu philosophum», и будешь спасен.
— Спасен? — эхом повторил Андреас.
Имант яростно закивал.
— Да, да, — зашептал он, — я сам выведу тебя из темницы.
Школяр прикрыл глаза, словно отказываясь верить услышанному.
— Спасен… — повторил он.
— Где книга? — спросил Имант.
Андреас молчал: по его лицу разлилась смертельная бледность, взгляд бесцельно блуждал из угла в угол. В душе у школяра царило смятение, голова кружилась. Мысль о спасении холодным лучом сверкнула сквозь тьму, застилающую рассудок; но ее свет причинил Андреасу одну лишь боль. Дознаватель смотрел на него, не мигая, как смотрит на добычу хищная птица. Оба оставались неподвижны: один — сжавшись в комок на охапке гнилой соломы, другой — выпрямившись во весь рост, с вытянутой в нетерпении рукой.