В приемном покое опять какие-то крики, выдергивающие меня из почти приятного забытья. Я на кушетке, рядом со мной совсем бледный Белов. Он видит, что я смотрю на него, и громко зовет врача. Тогда кто же кричал в стороне? Макс? Нет, Макс не умеет кричать.
Просыпаюсь и вижу заплаканную маму и нервно вздрагивающего отца. Теперь почти совсем не больно, поэтому я могу осмотреться. VIP-палата, даже и не помню, когда меня перевозили — только какими-то вспышками, как во сне. Наконец-то дотрагиваюсь до лица и почти смеюсь от облегчения. Мой глаз на месте, только опухший какой-то. С чего я вообще взяла, что его там нет?
Потом выяснилось, что я вообще зря себя похоронила. Оказалось, что ничего непоправимого со мной не сделали — обширные гематомы, сотрясение, микроскопическая трещина в ребре, рассеченная бровь. И по уверению врачей, когда отрастут сбритые волосы, шрама даже не будет заметно. Если только совсем чуть-чуть. Но я больше всего радовалась тому, что мой любимый глаз почти не пострадал. Будто все мои переживания сконцентрировались только на этом страхе.
Конечно, пришлось объясняться и с полицией. Мужчина в форме был строг и заметно чем-то недоволен. Дима, который, к моему большому счастью, оказался свидетелем, смог запомнить номера машины. Следствие пришло к единственной версии — похищение с целью выкупа. Я не стала ничего добавлять, прекрасно понимая, что мое похищение было связано с Максом, и что полицию посвящать во все подробности не имею права.
Мира звонила часто. Она извинялась, искренне, со слезами за то, что со мной произошло. И я, вроде как понимая, что оказалась в этой ситуации только благодаря знакомству с ними, старалась себя убедить в том, что держаться за злость и обиду неправильно. В конце концов, именно они и спасли меня. В конце концов, я давно знала, что быть с ними рядом — рискованно. В конце концов, я просто не умела ненавидеть Макса.
Все подробности произошедшего я узнала от Белова, который — единственный из моих друзей — приходил меня навещать. Дима сразу позвонил ему, когда увидел, что произошло. Он же вызывал полицию. Умница Костя, всегда моментально соображающий, вычислил мое местоположение по Вайберу, туда они и рванули втроем, найдя меня на какой-то отдаленной заброшенной базе.
Белов лег со мной рядом на кровать и подсунул руку под голову. Эта внешняя интимность служила только одной цели — говорить настолько тихо, чтобы никто не мог ничего услышать.
— Это был самый лютейший пиздец в моей жизни, Николаева. До сих пор трясет. Я понимаю, что в твоей тоже, но не уверен, что ты бы предпочла оказаться на моем месте, — он оценил мое восхищение его тяжкой ношей и продолжил: — В общем, Макс сначала словно схлопнулся, вообще перестал говорить. Все решения принимала Мира. Я даже не знал, что у нее есть водительские права… А может, и нет у нее прав, так что нам крупно повезло не нарваться на гаишников. Когда приехали, она ударила Макса со всей дури и просто приказала не заходить, — рука Белова заметно напряглась. — Там, короче, блин… В общем, если бы он убил тех мужиков, то Первый Поток не стал бы разбираться в подробностях, поэтому это могла сделать только Мира…