— Ты намерен наградить их вином за жестокость? Ты одобряешь, что они преследовали и били христианина?
Энтони с удивлением взглянул на нее:
— Моя дорогая Сара, ты просто была не готова к тому, что сказал Данси, так ведь? Чтобы простое окропление водой, совершенное каким-то безответственным священником, могло превратить раба в обычного человека? Это верно заметил твой отец — нелепость, мешанина нелепостей и лжи.
— Я не знаю, что в твоих словах правильно, а что нет, — неуверенно возразила Сара. — Я лишь хочу, чтобы он спасся от этих отвратительных головорезов.
Энтони сжал ее пальцы:
— Любовь моя, я знаю, что у тебя нежное сердце. Но не трать чувства на дикарей и не думай о том, что тут наговорил твой кузен. Он, как и предположил твой отец, — просто фанатик, человек, идеи которого целиком и полностью ложны и даже опасны.
— Опасны? — Она вспомнила ощущение неловкости, возникающее в присутствии Криспина, необъяснимое чувство страха, которое он у нее вызывал. — Как… как он может быть опасен, Энтони?
— Ты не должна забивать свою хорошенькую головку подобными мыслями. Это не твоя забота, любовь моя, да и не моя. Пойдем, музыканты заметили мой сигнал и сейчас начнут играть. Давай танцевать.
Но прежде Сара уверилась, что отец пришел в себя после приступа, а потом, следуя за Энтони в танце, сделала над собой огромное усилие, чтобы держаться непринужденно. Но как ни старалась, не могла вернуть себе былой веселости. Хотя она смеялась и легкомысленно болтала с гостями, мысли ее были беспокойны. Первый раз в жизни она обнаружила, что в споре между отцом и человеком, который был ей почти незнаком и никогда не нравился, она не приняла сторону отца. Но, всматриваясь в лица гостей, не могла распознать в них какого-либо отражения собственных чувств при виде израненного, перепуганного негра. Она предположила, что ее жалость возникла по ошибке, а симпатия в отношении Криспина — игра воображения. В конце концов, она не разбирается в подобных вещах и не может понять, почему ее отцу было так важно, чтобы раба забрали. Она никогда не сомневалась в том, что ее отец знает все на свете. И теперь, вспоминая гнев в глазах Криспина, жесткую линию рта и подбородок, выдававшие решимость, равную решимости сэра Уильяма, почувствовала легкое опасение, которое не могло до конца развеять даже присутствие Энтони.