— Я полагаю, это бумаги, которые мисс Трехерн забыла вынуть из книги. Я верну их ей за обедом. А теперь, простишь ли ты меня, если я тебя оставлю? Мне нужно переодеться.
— Конечно, моя дорогая. Должно быть, ты очень голодна. Я думаю, к обеду будет говяжья лопатка и пирог с голубиным мясом. Хотелось бы мне, чтобы хоть что-нибудь вызывало у меня аппетит.
Сара замерла у двери:
— Пообещай мне, что ты съешь все, что тебе пришлют, в особенности мясо.
— Я постараюсь. Но только потому, что ты меня просишь.
Открывая дверь, Сара послала ей воздушный поцелуй. А потом чуть ли не бегом бросилась к себе в комнату, разложив бумаги на столе. Почерк был аккуратным, каждое слово отделено от другого ровными промежутками, словно писавший изо всех сил старался, чтобы посланная им информация была понята совершенно ясно.
«РАПОРТ
об условиях, существующих на большинстве кораблей для перевозки рабов, стоящих на приколе в портах Лондона и Бристоля
Нижеследующее есть рапорт о помещениях и условиях, в которых рабы перевозятся с Гвинейского побережья в Вест-Индию, сопровождаемый отчетом о беседах с членами экипажей кораблей, описывающих жестокое обращение, с которым сталкиваются несчастные негры во время морских перевозок.
1. «Турецкий принц». Обследован на реке Темза, в Кравесенде, марта 1772-го. Капитан Оуэн Тейлор. Владелец — сэр Уильям Торренс. Корабль водоизмещением около 200 тонн, 85 футов в длину, 25 футов в ширину, способен перевозить 300–350 рабов…»
С начала обеда и до самого конца слова рапорта горели в ее сердце так, что Сара едва притронулась к еде. Несколько раз она ловила на себе взгляд Криспина, замечала выжидающее выражение его лица и только тогда осознавала, что не услышала обращенного к ней замечания. Как только обед закончился, Сара пожаловалась на сонливость, навеянную морским воздухом, и удалилась в спальню.
И снова, со все возрастающим ужасом, она перечитала рапорт. Она отказывалась верить хотя бы единому слову. Что ей теперь делать? Подождать, пока Мэри проснется, положить бумаги обратно между страницами книги и притвориться, что она не читала этой отвратительной лжи о своем отце? Или вызвать на разговор Дебору Трехерн и потребовать объяснений? Она лежала на кровати ничком, и беспорядок, царивший у нее в голове, не позволял ей расслабиться и отдохнуть.
Поднявшись, она натянула плащ, на цыпочках спустилась вниз и выскользнула через боковую дверь. В высоких вязах грачи все еще ссорились из-за своих гнезд. Поднявшийся ветер усиливал крики птиц — на фоне темнеющего неба их силуэты походили на куски горелой бумаги. Сара брела через лес, тянувшийся позади дома, не обращая внимания на шипы ежевики, впивавшиеся в юбку, на рассыпавшиеся по плечам волосы. Скрип ветвей у нее над головой и серые штормовые облака, бегущие над крышей Клэверинга, как нельзя лучше соответствовали ее мрачным мыслям и чувствам.