– Не вздумай только орать, - сказала директриса и обернулась к механику. - Франко! Послушнице Розалии Смит – тридцать пять ремней. Если будет кричать – добавим ещё.
Первый удар ожёг Роз, но не произвёл сильного впечатления – она ожидала большего. Второй пришёлся по следу первого и ожёг сильнее, она даже взвизгнула. Потом удары посыпались один за другим, и попу стало жечь как на сковородке.
Роз, изо всех сил сдерживая вопли, терпела и молилась, молилась и терпела... «Матушка заступница святая Бригитта, спаси и защити! Помоги мне всё стерпеть, помоги не закричать, а то ещё добавят...»
Кто-то из сестёр-наставниц считал удары вслух, и Роз, кусая губы и молясь, одновременно прислушивалась, долго ли ещё до конца?
Заинтересовавшийся преподобный встал и, сохраняя торжественный вид, приблизился к креслу, над которым летал широкий ремень, раздавались звонкие шлепки, и дёргалась из стороны в сторону уже совершенно красная попа юной послушницы.
- Так, так её, - довольно кивал он, помахивая в такт рукой. – Замечательно!.. Просто воочию наблюдаешь, как с каждым благотворным ударом грешница становится всё чище и чище...
Матушка Элеонора, внимательно следившая за его лицом, поняла, что пока святому отцу всё нравится.
...Всё когда-нибудь кончается. Роз неожиданно ощутила, что порка прекратилась и её больше не удерживают. Тяжело дыша, она подняла красное, потное лицо и выпрямилась.
Все с любопытством смотрели на неё. В глазах каждого был вопрос: «Ну, как?»
Она осторожно притронулась к ягодицам. Они горели огнём, но... было терпимо.
- Повернись, - приказала директриса, и, разглядывая её красный зад, удовлетворённо заметила:
- Прекрасный результат... Не правда ли, ваше преподобие?
- О, да! – отвечал немного глуховатый попечитель. – Весьма красный... Ну, что же, дочь моя! Ты хорошо осознала свои проступки?
- Да... Спасибо, ваше преподобие, - отвечала Роз и в растерянности сделала книксен.
Все сёстры засмеялись, и даже сам преподобный улыбнулся.
- Вот и славно, милая. Больше не греши. Ступай!
- И скажи, пусть заводят следующую, - добавила матушка.
И Розалия, держась обеими руками за ягодицы, направилась к двери...
* * *
В приёмной сидели ещё пять послушниц, среди которых была и маленькая Джейн, которой тоже не повезло: ей за «разврат» с Розалией Смит назначили шесть ремней. Одна из провинившихся, белокурая Николь Уоллес, считавшаяся в пансионе первой красавицей и обвинённая в «высокомерии и дерзости», стояла уже без панталон: её трясло от страха. Три дюжие тётки из обслуги, готовые хватать и тащить любую, были наготове.