«Глазное Окно» договаривался об условиях возобновления соборки. Пришлось согласиться, что песней больше не будет.
— Кого в президиум? — стоя в кругу спрашивает «Глазное Окно».
— Ледкова… Лагея… Гаврю…
— Ледков и Лагей лишены избирательных прав. По советскому закону они не могут даже присутствовать на съезде, — объявляет «Глазное Окно».
— Как так не могут?
— Они — кулаки, а Совет должен избираться бедняками и середняками.
Невообразимый шум. Громче всех кричат сами кандидаты в президиум.
— Тундра не знает ни кулаков, ни бедняков. В тундре все одинаковы! — потрясает седою бородой лишенец Ледков Павел Михайлович. — Я в Москве был. Вот там богачи! По шесть домов имеют, магазины… Вот это — кулаки! А у нас ни торговли, ни домов!
Выкрики — Мы все — одно! Не знаем таких кулаков!
Вдруг, как по команде, стало тихо: со словом выступает шаман Иван Петрович. Вбирая в себя воздух, по-японски сюсюкая, говорит вкрадчиво:
— Слухи с Печоры бегут, что хотят самоединов под грабеж ставить. Самоедин не знает теперь, куда ему держаться, самоедин волнуется.
«Глазное Окно» терпеливо выжидает, когда остынут страсти.
Поднимается говорить батрак Василий Птичья Грудь:
— У нас такой закон в тундре: если к хорошо живущему приходит неимущий и просит оленя на малицу, то ты ему дай. Если к хорошо живущему приходит неимущий и просит оленя в держку, то ты ему дай. Если никогда не откажешь, то стадо твое не убудет и богатство не иссякнет. В тундре мы — братья.
— Мы уйдем о чем-то подумать, — заявляет Ледков Трофимову, уводя большую часть съезда во главе со стариками в тундру, — а потом опять соберемся вместе.
Членов Совета и комсомольцев на «фракционное» совещание старики не допустили.
Ко мне несколько раз подходил Василий Птичья Грудь. Он с любопытством разглядывал меня, но смущенно мялся и разговора не начинал. Когда поблизости никого не стало, озираясь, он сказал:
— Что мне делать, московский человек? Видишь вон того самоедина у нарт? Это — хорошо живущий Тарлэгэ.
Я пастушил у него, и он зажилил трех оленей. Обещал платить пятнадцать оленей, а дал только двенадцать. Что делать? При всех сказать об этом не могу, тогда хорошо живущий никогда не даст оленей в держку. В суд тоже боюсь. А трех оленей очень охота получить.
Под утро старики объявили, что общую соборку можно продолжать. Они пришли с требованием записать в постановлениях о том, что кулаков в тундре нет.
— А если — не запишешь, — будем разъезжаться, — пригрозил Ледков.
— Как решит большинство, так и запишем, — уклончиво отвечает «Глазное Окно». — Но сперва нужно избрать президиум.