– Мало, – не отводя потускневших глаз, признался Олег. – Жизнь – вовсе не в этом.
– А я знаю, – заставила себя сказать Ирка. – То есть что ты так думаешь, знаю. И все равно люблю. Потому что я тебя выбрала. Ну, не сама по себе, не по собственному хотению, а будто… кто-то с неба пальцем в тебя ткнул и сказал мне: «Вот он, твой, бери…» И потому что ты – это ты. Тот, который не предаст, не обманет, не бросит. Ну и черт с ними, с твоими высокими идеями, живи как знаешь, а я все равно с тобой буду… Пока меня очередной твой враг не дорежет, – хотела было добавить она, но вовремя осеклась. И произнесла вместо этого:
– Мне бы только дождаться, когда ты мне скажешь, что и ты меня хоть немного…
– И я!.. – с готовностью вскинул голову Олег.
Ирка вся посветлела в блаженном ожидании, вся обмякла под больничной простыней… А Трегрей все медлил, то самое слово, сорвавшееся было с его губ, вдруг замерло где-то на полпути, и, непроизнесенное, постепенно затухало, умирая. Несколько секунд Ирка все ждала, боясь пошевелиться. А потом отняла свои руки от рук Олега.
– Все правильно, – сказала она, ощущая, как влажнеют ее глаза. – Это не ты сейчас говорил, а вина в тебе говорила… Меня ведь, получается, из-за тебя…
Трегрей сглотнул, вытер ладони о джинсы.
– Вина… – тихо согласился он, опустив голову. – Но мне кажется, именно благодаря этой вине пробуждается во мне что-то… будто начало чего-то… Другого… Как это ни пошло звучит, но только убоявшись тебя навсегда потерять, я понял…
– Да скажи ты! – почти крикнула Ирка и тут же поморщилась от резкой боли в груди. – Трудно тебе, да? Просто скажи – и все. Как все другие говорят! Даже когда ничего подобного не чувствуют! Соври мне, ну?! Неужели непонятно, что женщине исключительно важно услышать это слово?! Даже и тогда, когда оно… не совсем правда!
Олег молчал.
– Не-ет, ты не можешь, – горько продолжала Ирка. – Как же! Ложь недостойна урожденного дворянина!
– Ты мне дорога, – подняв голову, проговорил Трегрей. – Ты для меня дороже всех, кого я знаю. – Он говорил, слушая себя самого точно с удивлением.
Она все-таки заплакала, не удержалась.
Олег приподнялся, склонился над нею.
– Посмотри мне в глаза, – попросил он, и жилка на его виске дрогнула, ожив. – Я лучше не словами. Я лучше тебе покажу, что чувствую, так будет лучше, да…
– Что покажешь? Опять эти штучки твои? Внушишь мне чего-нибудь, чтобы я успокоилась?
– Посмотри мне в глаза! – требовательно повысил голос Трегрей.
И она повиновалась.
Минуту или больше очень тихо было в одноместной больничной палате.