Олег не успел ответить. У Нуржана зазвонил телефон: он, извинившись, повернулся было, чтобы отойти, как вдруг замер на месте. Что-то такое сообщили ему, что он быстро обрубил разговор и рывком развернулся обратно.
– Нашли! – выдохнул он.
– Волка? – спросил Кастет.
– Да нет… Лелика и Болека нашли!
– Ох, мать моя! – воскликнул Двуха. Настолько это известие взволновало его, что ничего более информативного он сказать так и не смог. – Мать моя!..
– Едем! – распорядился Нуржан. – Москвичам светиться не надо, Кастет еще не вполне оправился, а вот Игорь и Женя… Как вы насчет прокатиться?
– С удовольствием, – кивнул Сомик.
А Двуха ожесточенно затряс сжатыми кулаками и категорически подтвердил свое согласие:
– Ох, мать моя!..
– Олег, – взглянул Нуржан на Трегрея. – Твое присутствие тоже не помешало бы, но если ты занят…
– Конечно-конечно… – ответил Олег.
Будто полностью потеряв интерес к происходящему, он смотрел куда-то в сторону – туда, где у одной из несуразных металлических конструкций, напоминавшей песочные часы, топтался долговязый юноша в очках, дужка которых была перемотана синей изолентой. Невнимательно попрощавшись, Олег поспешил к юноше.
– А его присутствие на самом деле бы не помешало, – глядя Трегрею вслед, озадаченно высказался Нуржан.
– Поехали! – дернул его за рукав Двуха. – Ух, как мне хочется поскорее с Леликом и Болеком поздороваться. Как я соскучился по ним! А что Олег?.. Втроем не справимся, что ли?
– Если бы втроем! Там явно еще менты под ногами мешаться будут, – предположил Сомик.
– В том-то и дело, что не будут, – сказал Нуржан. – Действуем на свой страх и риск, поэтому осечек допускать не рекомендуется.
Он еще раз глянул на Олега, завязавшего беседу с юношей в очках, и неодобрительно покачал головой.
* * *
Волк остановился на углу улицы, в нескольких шагах от банкомата, у которого собралась небольшая очередь. Еще совсем недавно он бы и взглядом не удостоил эту очередь, прошел бы сквозь нее, как по пустому месту. Что они ему, несчастные, унылые и бесцветные существа, вожделеюще пожужживая, вьющиеся вокруг кормушки-банкомата, который выплевывает им жалкие кусочки нагорбаченной зарплаты? Что они могут ему сделать? Им хоть на голову наступи, возмущенное слово сказать поопасятся…
Но сейчас не было в Волке этой его уверенности сильного, потерял он ее; и кто знает – навсегда или временно? И с того самого момента, как Волк понял это, он лихорадочно обшаривал себя, словно глубокий карман, заполненный всякой всячиной, обшаривал, но искомого не находил.
Откуда взяться в нем уверенности сильного, если он сам себя не ощущал уже – сильным?