– Не-а… – покачал головой Нуржан. – И, судя по тому, что ты спрашиваешь, тебе этот тип тоже незнаком. А ведь так не должно быть. Из твоей же памяти этот образ вытащен. А ты его не помнишь…
– И я не помню, – признался Сомик. – Хотя – по идее – обязательно должен вспомнить. Я его видел… Серьезным методам Охотника обучали…
– Секундочку! – вдруг возгласил Пересолин, пробившись поближе к столу. – Я, кажется, где-то когда-то… Только не мог вспомнить, где и когда…
Вокруг Евгения Петровича засуетились. Все, кроме Олега и Амфибрахия. Первый стоял не шевелясь, о чем-то напряженно размышляя, а второго снова потащило к окну…
– Вспоминайте! – затормошил Пересолина Нуржан.
– Напрягитесь! – требовал Артур Казачок.
– Сконцентрируйтесь! – предлагал Антон.
– Я где-то слышал, что процессы вспоминания можно активизировать, – неуверенно высказался Борян Усачев. – Путем физического воздействия. Ну, легкий такой шок устроить…
– По голове чем-нибудь шарахнуть? – заинтересовался этим способом Женя Сомик.
– Отставить, – вздохнул Олег. – Продолжим сеанс…
К столу приставили еще один стул. На него усадили Пересолина, рядом поместились Олег и Семеныч, которому снова вручили тот же карандаш.
– Чистый лист, может? – спросил Семеныч, потрогав кончиком карандаша усы.
– Ни к чему, – ответил Трегрей. – Работаем над уже имеющимся портретом.
Они сцепились руками все трое: Евгений Петрович, Олег и Семеныч. Олег опять закрыл глаза, и карандаш Семеныча вновь забегал по бумаге.
Лицо Охотника обрамилось длинными локонами.
– Гоголь, – сообщил Сомик, вглядываясь в обновленный портрет. – Николай Васильевич.
– У Гоголя бородки, по-моему, не было, – с сомнением отозвался Борян. – Больше на кардинала Ришелье похож. Ну, того самого, из старого советского фильма.
– Евгений Петрович! – обратился к Пересолину Трегрей. – Ну?..
Мэр Кривочек склонился над портретом.
– Уже лучше, – проговорил он. – Уже как это?.. Знакомее. Но все равно – никак не могу понять, где я эту рожу видел… Впрочем…
Он схватил со стола ластик и несколькими движениями стер усы и бородку. И, выпрямившись, ахнул.
– Узнали? – прошептал Сомик, видимо, опасаясь чересчур громким восклицанием спугнуть проклюнувшееся в голове Пересолина воспоминание. – Где вы его видели?
– Ее, – зыбким голосом поправил Евгений Петрович. – Это ж… Ольга Борисовна. Сиротинина… Салютом у меня заведует. Я ж только сегодня с ней общался.
– Где она сюминут? – быстро спросил Олег.
– На площади, где ж ей еще быть… Скоро ведь салют начнется. Сразу после твоей, Олег, поздравительной речи…
– Которая, между прочим, начинается через четыре минуты, – взглянув на часы, добавила Ирка.