Путь к дому лежал через прекрасные места — по тропке вдоль зелёного склона, между величественно молчаливыми соснами. Выглянувшее солнце весело играло на траве, на густо и легкомысленно топорщащейся хвое молодых сосенок, ласково поглаживало видавшие виды стволы старых деревьев и пыталось обогреть серые бока холодных камней. Домашний скот жители Белых гор использовали в основном только в хозяйстве и для перевозки грузов, а передвигаться предпочитали или пешком, или «прокалывая» пространство. «Недалеко идти» на деле оказалось приличной прогулкой в несколько вёрст, да не по ровной и гладкой дороге, а по извилистой горной тропе, и под конец родители Жданы сдержанно покряхтывали. Наконец крутые подъёмы и спуски закончились, и открылась более или менее ровная местность, на которой располагалась деревушка в двадцать-тридцать дворов. Первое, что бросалось в глаза — это камень вместо более распространённого в родном городе Жданы дерева. Из него были сложены и дома — в основном, двужилые[23], с плоскими крышами, и заборы (а точнее, невысокие стены); каменная плитка выстилала дорожки — улицами это вряд ли можно было назвать, потому что дворы располагались беспорядочно.
«Это Кузнечное, — сказала Млада. — Здесь живут те, кто работает в кузне у моей родительницы… А рабочих рук там немало».
Дом Твердяны был самым большим, с садом и огородом, собственным колодцем и просторным навесом на каменных столбах, а наверх вела наружная каменная лестница. Стены и столбы увивал старый плющ, перед навесом раскинулся благоухающий цветник. В саду шелестели яблони и груши, вишня и жимолость, готовясь со дня на день взорваться белым ароматным сиянием весны, а с огорода слышался плеск: высокая стройная девушка с чёрной косой наполняла одну из трёх бочек, вкопанных в землю, чтобы солнце нагревало холодную колодезную воду для полива грядок. Опорожнив одно ведро, девушка поставила его наземь и взялась было за второе, когда Млада шутливо окликнула её:
«Эй, красавица! Сколько возьмёшь за свой поцелуй?»
Девушка проворно обернулась на голос, и её спокойные светло-голубые глаза согрела улыбка. Носила она холщовую рубашку и чёрную юбку, повязанную передником с разноцветными поперечными полосками. Низко поклонившись гостям, она чуть не подмела кончиком шелковистой косы землю. Красота её не поддавалась описанию: приветливую синеву этих глаз не могло превзойти даже летнее небо, гордые дуги бровей с небольшим изломом были чернее самой плодородной и жирной земли, тонкому носику позавидовала бы любая городская красавица, а свежий алый рот украшала застенчивая полуулыбка. На чистом и гладком лбу лежал отблеск внутреннего душевного света, безмятежного и мудрого. Никаких украшений, кроме чёрно-золотой тесьмы-очелья и маленьких серёжек с бирюзой, она не носила. Как-то сама собою, просто и тепло, в голову Жданы скользнула догадка, что перед ними — младшая сестра женщины-кошки, Зорица. И она не ошиблась.