Именно поэтому в ночь на 27 августа я как ужаленный подскочил в своей койке, когда услышал его крик:
— Шкипер, мы на суше!
Я выпрыгнул из койки и, сделав сложный кульбит, выкатился через узкий каютный люк на палубу. Ярко светила луна. «Тиликум» стоял прямо посередине необозримого каменного поля. К счастью, поле это было каким-то зыбким: оно то поднималось, то опускалось, а стало быть, земной твердью быть не могло. Я опустил руку за борт и зачерпнул ладонью… смесь воды с пемзой. По-видимому, где-то неподалеку произошло извержение вулкана, который выплюнул в море изрядную порцию пемзы. Именно в это самое пемзовое крошево мы и угодили.
Мы легли в дрейф и стали ждать утра. Взошло солнце и осветило бесконечную пемзовую пустыню. Наше место было 20ь10' южной широты и примерно 175ь восточной долготы.
Отсчет широты я брал всегда в полдень, долготу же определял лишь приближенно, поскольку часы у меня были неточные, да и сами расчеты вносили изрядную погрешность. Итак, мы стояли посреди пемзового поля и размышляли, что произошло бы, если бы борт «Тиликума» протаранил вдруг большой кусок пемзы? А мелкие кусочки? Они же всю краску нам обдерут! Но что мы могли тут поделать? Нам ведь, как ни крути, все равно надо было выбираться отсюда и идти дальше. Поэтому мы поставили грот и положились на судьбу. Вестовый ветерок медленно погнал нас по пемзовому морю. Я прошел на бак. Оказалось, что волна, вздымаемая форштевнем, легко разгоняет плавающую пемзу. Даже самые толстые кусищи тотчас уступали нам место: ведь при большом объеме масса их в сущности была ничтожна. Вдоль бортов образовались полоски чистой воды шириной в несколько сантиметров, снова смыкающиеся позади нас. Мы несколько приободрились и решили прибавить парусов. Носовая волна сразу же выросла, а полоски чистой воды вдоль бортов стали шире.
Ого, дела-то наши, оказывается, совсем не так уж плохи! Мы быстро поставили всю парусину, какую только мог нести «Тиликум», и полным ходом помчались сквозь пемзу, и ни один «камешек» ни разу не ширкнул нам о борт, хотя несколько дней мы не видели свободной воды.
28 августа ветер зашел с веста на ост-зюйд-ост: мы добрались наконец до пояса пассатов. Настала для нас распрекрасная пора. Уильям добровольно изъявил готовность кухарить и кормил меня ежедневно отличными обедами и изысканными ужинами.
30 августа мы проходили как раз те самые места, где Луи смыло за борт. В честь него я приспустил канадский флаг. Одновременно я прочел Билли длинную лекцию о необходимости соблюдения мер безопасности на море. Казалось, что моя речь не произвела на него особенно сильного впечатления. Впрочем, и вообще-то ведь речи совсем не то средство, через которое к человеку приходит опыт и уверенность.