— Это не семейные дела, Зот Филиппович, — решительно возразил Панков. — Одним словом, прошу перевести Андрея во вторые подручные. Очень прошу.
— В порядке наказания за непочтение к родителю? — Голос Зота Филипповича звучал насмешливо, а глаза смотрели строго. — Очень хорошо!.. Не ожидал я, Мирон, от тебя такой глупости, не ожидал… Ну, дальше.
— В какое мы время живем? — вдруг заволновался Панков. — Ты мне скажи — в какое?
— Ну это, положим, я знаю. В газетах читал и на собраниях слышал: мы живем с тобой, дорогой Мирон, в период индустриализации, в период первой пятилетки. И не только живем, а даже кое-что делаем. Но какое отношение имеет ко всему этому твой Андрюшка?
— Очень даже большое. Он — первый подручный сталевара, а не просто сын.
— Перебью тебя, Мирон. Ты уж извини. Длинную подготовку ведешь. Говори прямо: в чем дело?
— Так я и говорю прямо: Андрея надо перевести во вторые подручные… Первый подручный — это уже почти сталевар. Ты сам знаешь. Скоро нам понадобятся сталевары. Я вот, как отец его и учитель, говорю: пока не по плечу Андрею эта лямка. Смотрит мелко. Учиться не хочет. Есть у меня такая думка, Зот Филиппович, — двигать в сталевары Брагина. Как ты смотришь?
Зот Филиппович снял пенсне, стал протирать и без того чистые стеклышки.
— Постой, постой… Да у тебя, Мирон, это самое… Ну-ка, садись поближе.
Он извлек из ящика потертую канцелярскую книгу, хлопнул ею по столу.
— Называется «Список сталеваров и подручных». Тут, брат, и ты есть со своим Андрюшкой. Давай-ка, старина, переберем всех по косточкам.
Красилов быстрыми шажками обошел вокруг стола и сел рядом с Панковым. Заговорил весело:
— Всех расшевелим, комсомол подымем! Такую кашу заварим — держись только!
Панков усмехнулся.
— Что-то разошелся ты, Зот Филиппович!
Красилов посмотрел на него хитрым улыбчивым взглядом, раскрыл книгу, осторожно разгладил первую страницу.
Два взрослых человека — один бритоголовый, с пышными темными усами, другой — безусый, с жиденькой, редеющей прической — склонились над обыкновенной конторской книгой. И говорили очень мало. Два старых друга и единомышленника — инженер и сталевар — чуть ли ни в один голос произносили одни и те же фразы:
— Подойдет.
— С этим повременим.
— Об этом надо в партячейке потолковать.
…Утром Красилов и Панков посвятили в свои думы все ячейки: партийную, профсоюзную, комсомольскую. А через несколько дней первая смена читала лозунги и плакаты, написанные и развешанные шустрыми комсомольцами. У самого входа в мартеновский цех на кумачовом полотнище горели слова: «Каждый металлург должен быть технически грамотным. Даешь учебу!» На цеховой конторке тоже алел кумач. Слова призывали: «Молодой пролетарий! Комсомолец ты или не комсомолец, но твердо помни: если хочешь быть хорошим сталеваром завтра — упорно учись сегодня!» Везде висели броские лозунги и плакаты, и на каждом из них во всех падежах склонялось одно слово: учеба. В обеденный перерыв агитаторы тоже произносили это слово. Неизвестно, откуда появились вдруг девчата в красных косыночках с охапками технической литературы в руках.