Однажды Надя и Сережка договорились встретиться в двенадцать часов дня возле главной проходной завода. Многие заводские парни и девчата назначали здесь свидания. Сережка пришел минут на десять позже назначенного времени, потому что Надя всегда опаздывала на десять, а то и на все двадцать минут. Ее и сейчас не было. Сережка минут пять поглядывал вдоль улицы. Вдруг из-за угла вынырнула Надя, панически помахала руками и скрылась.
Что бы это значило? Сережка растерянно оглянулся и все понял: около забора, у пестрого объявления, которое извещало, что послезавтра, 14 октября, в заводском клубе состоится товарищеский суд над летунами и прогульщиками, стоял не кто иной, как сам Наденькин папаша Зот Филиппович и водил своей увесистой тростью по строчкам объявления.
Первым и самым естественным желанием Сережки было немедленно смотать удочки. Но Зот Филиппович предупредил его. Он перестал читать объявление, кашлянул и произнес голосом, в котором за притворным удивлением угадывалось нескрываемое желание прочитать нотацию:
— А, Трубников!.. Ну, как дела?
— Здравствуйте, Зот Филиппович! Очень рад вас видеть. Дела ничего, идут.
— А в каком направлении идут эти дела? Ты погоди, не бойся, не съем.
— Извините, пожалуйста, но мне некогда. Тороплюсь очень.
— Что-то ты, брат, не очень похож на занятого человека. Скорее наоборот. Занятые люди всегда торопятся, а не торчат на одном месте. Это, во-первых. А во-вторых, не смотрят в ту сторону, где стоит дом Красиловых. Это я между прочим… Ну, как тебе работается на новом месте?
— Спасибо, ничего…
— Как Матвей Афанасьевич? Дремучий мужчина этот Черепанов, но сталевар подходящий.
— Да так, ничего себе…
— Ничего себе… Н-да!.. Что-то, молодой человек, у нас разговор не клеится. Может быть, тему сменим?
Ох, и надерзил бы Сережка старику Красилову, если бы он не был Надиным отцом! Трубников кипел и, чтобы скрыть это, старался смотреть то в стороны, то вверх, то вниз. В эту критическую минуту раздался голос Нади.
— Привет, товарищ Трубников! Вот повезло-то? Мне как раз вас нужно!
— Здрасте, Надя, — невнятно проговорил Сережка.
— Конечно, по поводу художественной самодеятельности? — с усмешкой спросил отец.
— Конечно, насчет самодеятельности! — не моргнув; глазом ответила Надя. — Вечно ты, папочка, со своими подозрениями и намеками!.. Я же не маленькая!
— Вот об этом-то, кажется, я уже однажды имел честь говорить тебе. Могу еще раз повторить.
— Папочка, не надо. Ты не волнуйся, — уже заискивающе проговорила она. — Я скоро приду.
— Ну-ну!