— А ну тебя!..
— Что же теперь будем делать? — спросила Валя. — Расходиться по домам?
— Зачем расходиться? — возразил Костя.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю петь и плясать!
Все вмиг вскочили. Загрохотали, поплыли над головами скамейки. Через несколько минут у стен образовались горы скамеек, а в середине зала — пустота. Притащили гармонь, девчата заставили Андрея Панкова сбегать в умывальник, чтобы не залапал грязными ручищами клавиши новенькой двухрядки.
Трубников подкатил к Вале Бояршиновой и деликатно поклонился:
— Разрешите пригласить?
— Не разрешаю, — рассмеялась она. — Ты из моего платья сделаешь спецовку.
Сережка поглядел на свои руки, перемазанные ржавчиной, ухмыльнулся:
— Н-да, действительно… Конечности того… Беру свои слова обратно.
Вдруг кто-то потянул его за рукав. Сережка оглянулся — Санька Брагин. Он отвел Трубникова в сторону и, глядя поверх его головы, жестко сказал:
— Вот что, Сергей… Ты брось! Друг ты мне, но я тебе вот что скажу: если ты еще раз пригласишь Валю на танцы или там на какую-нибудь кинокартину, то я тебе ребра сокрушу! Ясно? — он выразительно посмотрел на приятеля и показал увесистый кулачище.
Как изменился Санька! Добрый, молчаливый Санька…
Но разве Сережку можно чем-нибудь смутить? Он потрогал Санькин кулак пальцем, причмокнул губами, покачал головой:
— Теперь мне, товарищ Брагин, все ясно. А то, понимаешь, терзала неизвестность: почему это, думаю, иногда мой бригадир зверем на меня поглядывает?
— Перестань трепаться!
— Есть не трепаться! — Сережка обнял его за плечи. — Слушай, Брагин, разве Трубников делал кому-нибудь плохое? Эх ты, ревнивец… Друг ты мой сердешный… Иди, не терзайся, у меня другая гражданка на примете.
Глава 4
ДЕЯТЕЛИ КУЛЬТУРНОГО ФРОНТА
Сережка понял: нет, Валя Бояршинова не бросает слов на ветер. Этот вечно занятый миловидный и строгий комсомольский деятель совсем не собирался оставлять Трубникова в покое. Валя и в самом деле принялась снимать с него стружку.
Вскоре после памятной лекции об истории Златоуста в один из обеденных перерывов она прикатила в шихтарник, разыскала глазами Сережку и скомандовала:
— Иди-ко сюда, Трубников!
Сережка торопливо допил из бутылки остатки молока (этой бутылочкой каждый день снабжала его Степановна) и осведомился у Брагина:
— Калечить не будешь? Учти, — кивнул в сторону Вали, — сама зовет.
— Иди, когда зовут, — буркнул Санька.
— Вот еще! Совещание открыли! — нетерпеливо проговорила Валя. — Мне некогда.
Сережка подлетел к ней, шутливо козырнул:
— Явился! Разрешите курить?
— Можно и бросить. У меня вопрос к тебе: что это ты в своей мещанской скорлупе сидишь? Почему отрываешься от коллектива?