Мистер Скуайрс думал еще и о других вещах, но умолчал о них: он знал, найдутся люди, которые скажут за него. А пока он продолжал что-то объяснять и вдруг, совершенно неожиданно для Клайда, слушавшего все это, как во сне, спросил:
— Полагаю, вы можете приступить к работе сейчас же?
— Да, сэр! Конечно, сэр! — ответил Клайд.
— Отлично!
Скуайрс поднялся и распахнул дверь.
— Оскар! — позвал он ближайшего из сидевших на скамье рассыльных, и к нему поспешно подошел рослый, плечистый юноша, затянутый в чистенькую форменную курточку. — Отведите этого молодого человека — Клайд Грифитс, не так ли? — на двенадцатый, в гардеробную, чтобы Джекобс подобрал ему форменный костюм. Если не найдется подходящего, пусть подгонит какой-нибудь к завтрашнему дню. Но, я думаю, ему будет впору тот, что носил Силсби.
Затем, обращаясь к своему помощнику, глядевшему из-за конторки на Клайда, мистер Скуайрс пояснил:
— Беру его на пробу. Пусть кто-нибудь из мальчиков натаскает его сегодня вечером или когда он там начнет. Ступайте, Оскар, — сказал он юноше, которому поручил Клайда. — Он новичок в этом деле, но, я думаю, справится, — прибавил мистер Скуайрс, снова обращаясь к помощнику, когда Клайд и Оскар направились к одному из лифтов.
И он пошел сказать, чтобы имя Клайда внесли в платежную ведомость.
Тем временем Клайд, идя на буксире за своим новым ментором, выслушивал ряд таких сведений, какие еще никогда не достигали его ушей.
— Тут нечего трусить, даже коли никогда и не работал в таком месте, — начал этот юнец.
Как позже узнал Клайд, его звали Хегленд, он был родом из Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, откуда и привез свой экзотический жаргон и размашистые жесты. Он был высокий, крепкий, рыжеволосый, весь в веснушках, добродушный и болтливый.
Они вошли в лифт с надписью «для служащих».
— Это штуковина нетрудная, — продолжал спутник Клайда. — Вот когда я впервой стал работать в Буффало, три года назад, — так ни бум-бум не смыслил. Ты только гляди, что да как другие делают, понял?
Клайд, гораздо более образованный, чем его спутник, мысленно с неодобрением отмечал неправильности его произношения и жаргонные словечки, но был в эту минуту так благодарен за малейший знак внимания, что охотно простил бы своему благодушно настроенному наставнику все что угодно за его дружелюбие.
— Сперва гляди, кто что делает да как, тогда и сам навостришься. Вот как звякнет звонок, а ты сидишь крайним на скамейке, значит, твой черед, — вскакивай и беги. Они тут любят, чтоб поживей, понял? Коли кто войдет в подъезд или вылезет из лифта с чемоданом, а ты тут крайний на скамейке — беги и хватай чемодан, все равно — звал старшой или нет. Не жди, пока он позовет, — он иногда занят, не видит. Тут надо и самому не зевать. Не ухватишь чемоданы — не получишь на чай, понял? У кого в руках чемодан или что другое, тому, ясно, надо помочь, разве что он сам захочет тащить свой багаж. Всегда надо быть поближе к конторке, потому что, кто входит, все первым делом записываются и спрашивают номер, — трещал он дальше, пока они подымались в лифте. — Потом клерк даст тебе ключ, — тогда волоки весь багаж прямо в номер. Потом, если номер с ванной и с уборной, зажги всюду свет, чтоб они видели, где что, понял? Потом подними занавески, коли день, а коли вечер, — опусти и погляди, есть ли в номере полотенца, а коли нет, — скажи горничной, а потом, коли не дадут на чай, уходи. Только сперва покрутись там еще, повозись с ключом у двери, проверь форточку, в общем, застрянь малость, понял? Тогда, коли они чего смыслят, так дадут монетку, а уж коли не дадут, значит — крышка, надо уходить. И нельзя подавать виду, что недоволен, ничего такого, понял? А потом, коли не попросят воды со льдом или еще чего, значит — крышка. Иди вниз и живо на скамейку. Штука несложная. Только поворачивайся поживей, да не зевай, когда кто входит или выходит. В этом вся соль. А как получишь форму да начнешь работать, не забывай отдавать начальнику доллар после каждой смены, когда уходишь, понял? А когда две смены в день — так два доллара. Такой уж порядок. Все мы так делаем, и тебе придется, коли хочешь тут зацепиться. Но уж это все. Остальное — твое.