«Жаль, что мы не познакомились раньше. Но лучше поздно, чем никогда». – Щека девушки доверчиво прильнула к щеке Художницы.
Ночью они не ложились совсем: тратить на сон драгоценные минуты стремительно истекающего времени, отведённого им судьбой, казалось кощунством. Они сидели под вишней, слушая симфонию кузнечиков: Арина – по-настоящему, а Художница – у себя в голове. Впрочем, когда она сжимала руку сестры, ей казалось, что она начинает действительно слышать их непрерывный стрекот. Тёплая сиреневая вечность неба, увешанная звёздами-ягодами – срывай не хочу – прорастала в их сердца; вишнёвая печаль не была обременительной, а лишь оттеняла волшебство ночи, сплетённое чародейкой Надин. Она вышла к ним, чтобы подать чай с малиновым пирогом, и из её волос вылетали светлячки, наполняя сад колышущимся морем огоньков, а среди цветов, короной венчавших её голову, сверкали звёздные сокровища.
Синий полог ночи начал светлеть: это богиня утренней зари Аврора невидимой кистью забирала тьму и вливала на полотно неба светлые краски – постепенно, тон за тоном. Усталую Арину начало-таки клонить в сон, и она попросила чаю покрепче, чтобы взбодриться, и холодной воды для умывания. Надин поднесла тазик с водой, и обе сестры умылись и утёрлись полотенцем с её плеча, пропитанным запахом душистого мыла. Горьковатая терпкость чая и отрезвляющая свежесть рассвета на чуть-чуть влажной коже щёк – вот те два вестника, принесшие холодящее осознание, что время уже почти истекло.
Но ещё немного им всё же осталось, и это время Арина хотела потратить с пользой: она мечтала научиться варить варенье. Надин не видела к этому никаких препятствий. Впрочем, Арина хотела выполнить все этапы своими руками, начиная со сбора ягод, и Художнице снова пришлось носить её на руках по малиннику. Чудесным образом ветки раздвигались сами, не царапая девушку, а ягоды падали ей в ладонь. Художница знала, чьих рук это дело: в гуще малиновых зарослей, в венке из листьев и ягод, проглядывало улыбающееся лицо Надин.
Когда за забором показался чёрный фургон, Арина разливала варенье по пол-литровым баночкам. Надин впустила её родителей и пригласила к столу:
– А у нас свежее варенье! Ариша сама варила.
Мать выглядела бледной в элегантном тёмно-бордовом платье и чёрной шляпке, а заплаканные глаза пыталась скрыть за широкими очками с дымчатыми стёклами. Она и за стол села в них, а когда поднесла ко рту ложечку ещё тёплого варенья, её губы задрожали.
– Ну, ну, – мягко проговорила Надин, и розовые мотыльки запорхали вокруг женщины.