его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. –
Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не
думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во
время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень
переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.
Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было
на самом деле.
Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее
действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же
вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии.
Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью
рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий
вскрик, который он ловит своим ртом.
Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский
час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в
тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его
глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные
стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.
– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда
есть в банке.
Дэлайла пришла в себя.
– Что?
Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и
приключениях, которые они видели.
– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.
Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:
– Я говорю о том, откуда у меня телефон.
– Банка живая?
– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я
с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.
– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.
Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала
себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и
дальше будет так улыбаться.
– Меня еще не называли «обычным».
– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.
– А тебя? – спросил он.
– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.
– А ты не такая.
– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле
понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное
в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости