- Я знаю, каково это, - пробормотал Брест. - На войне целые поля были усеяны телами…
- Ни черта ты не знаешь, - вспылила я, - От войны можно спрятаться, сбежать наконец. Вы воевали мужи с мужами. Вы убивали и вас убивали, но вы знали за что, кто ваш враг и что будет, когда вы победите или погибнете. Знаешь, что было у нас самое поганое? Мы не знали, за что все это и для чего. Все драчки между людьми полная чушь, по сравнению с разозленной природой. Эта стерва никого не щадит и от нее не спрячешься, как от торка с акинаком. Ей плевать молодой ты, старый или родился пару часов назад. Тогда выжили не самые умные или сильные, или самые успешные (до сих пор смешно, как ради этого рвали жилы), тогда выжили самые везучие. И спроси меня после четырех сотен лет жизни, что самое главное, я отвечу тебе, что это удача.
Брест молчал и не отрывал от меня глаз. Я сдулась, устало потерла глаза и продолжила.
«В общем, все пошло через задницу. Странно, но я точно не помню, как выбралась из того дерьма - в прямом смысле этого слова. Помню, что когда добралась до относительно сухого и не так воняющего места, я долго спала. Когда очнулась, пришло осознание, что половина моей семьи погибла, а про вторую половину я ничего не знаю. Они жили не в самом городе, а в небольшом селе, достаточно далеко от «огромной лужи», должны были выжить. Тогда я пошла их искать.
Сначала по дороге - нас много шло таких, кто каким-то чудом уцелел – потом в стороне, больше лесом, там можно было найти хоть какую-то еду. В поселения старалась не заходить. Иногда до меня доходили слухи, что творилось в городах и селах, и это был ад. Из магазинов - лавок то есть - вынесли все, что можно: еду, одежду, лекарства. Люди разграбили лечебницы, военные склады. Говорят, стражники пытались первое время поддерживать порядки, но где там… у них самих были семьи, а есть хотелось всем. Много людей тогда погибло из-за беспорядков, кругом были разбои, убийства, насилие. У толпы сорвало все моральные клапаны. Если с человеком можно договориться, то с толпой не получится. Были, конечно, и те, кто сохранил человечность, но таких людей осталось мало – вседозволенность опьяняла.
Позже много людей пало от голода – мы разучились создавать еду сами и первое время подъедали то, что осталось от сытой жизни. Мы мало засеивали поля, а то, что было засеяно, быстро разграбили. Кто был поумнее – ушел от людей в тайгу, там можно было прокормиться. Вдоль рек было опасно оставаться - бандюки тоже выходили к воде - но там можно было добыть хоть какой-то еды. Города оставили, ведь в них не было ничего, кроме камня, а за банку консервы можно было получить нож под ребро.