— Привет, Лида! Я к отцу. Как он?
— Вашими молитвами, — совершенно искренне ответила сожительница отца. Она ценила то, что Елена признавала ее статус и ни разу ни в чем не упрекнула. — Павел Петрович крыльцо чинит.
— Я вам крем привезла, Лида. Ночной, для лица. Возьмите.
— Ну что вы! Зачем?
— Берите-берите. Потом мне расскажете. Я же хитрая, на вас испытываю то, чем буду пользоваться через несколько лет, — шутя произнесла Елена. — А мне кураги взвесьте. Она у вас свежее, чем в дорогих супермаркетах.
— Из Узбекистана привозят, — наклонившись, шепнула продавщица.
Обновленный деревенский дом совсем не напоминал старое бабушкино жилище. Здание увеличили, достроив новую кухню и санузел, покрыли металлочерепицей и оббили сайдингом. Войдя во двор, Елена услышала четкие удары молотка — отец менял доски на нижних ступенях деревянного крыльца.
Заметив дочь, он кивком ответил на приветствие, но не прервал работу. Длинный гвоздь под уверенным ударом упруго «гукнул», но чем глубже он входил в дерево, тем тоньше становился его недовольный писк. Вскоре впечатанная в доску шляпка напоминала испуганно притаившийся зрачок. Отец вбил зрачку пару, отложил молоток и сел на новую ступеньку.
Елена примостилась рядом с ним. Их плечи не касались друг друга, а глаза смотрели на оранжевые брызги несобранной облепихи.
— Я все знаю про сауну. И про нашу канистру рядом с ней.
Отец покосился на дочь.
— С буквой «П», — уточнила Елена.
Павел Петрович молчал.
— В сауне сгорели бандиты из измайловской группировки. Те самые, которые обложили данью твой магазин. Кто их поджег, ты или Толик?
Павел Петрович потрогал свежую доску, проверяя, не занозит ли. Елена повернулась к нему. Некогда черные, «грачиные» волосы превратились в седую шапочку, почти не растеряв былой густоты. Обветренное лицо избороздили глубокие морщины, словно прорезанные кончиком ножа. А взгляд Павла Петровича сохранял прежнее грачевское упрямство.
В порыве какой-то детской беспомощности Елена обняла отца, склонив голову на крепкое плечо.
— Пап, пора обо всем рассказать, — произнесла она. — Попробуй.
— В тот день я опоздал, — сказал он и замолчал.
Как это бывало во время следствия, Елена почувствовала, что сейчас прорвется, выплеснется тяжкий ком признания, подталкиваемый изнутри угрызениями совести. Нельзя торопить этот процесс, надо проявлять терпение, выманивая нелегкие слова призрачным облаком надежды.
— Лучше поздно, чем никогда, — мягко произнесла она.
— Я задержался, приехал в магазин поздно. Они там уже побывали.
— Кто?
— Измайловские, Дэн и Тема. Они приезжали раз в месяц под вечер, и я им платил. А в тот день я как идиот торговался с поставщиком паршивых видаков. И опоздал. Дэн с Темой наехали на Толика. — Павел Петрович сжал мозолистой ладонью руку дочери. — Прости, Лен, я не так вас воспитывал.