— Амулет или оружие? — неожиданно усмехнулась принцесса, она приняла решение. — Ну уж нет, слишком высока честь! Я сделаю тебя ковриком в прихожей своих апартаментов. Ты получишь ту самую счастливую возможность, о какой просил — защищать меня и быть рядом.
— Отличная идея! Теперь перед визитом к тебе, Леди Ведьма я специально буду выискивать самую непролазную грязь! — осклабился Элегор, восторгаясь изобретательностью принцессы. Да уж, всей семьей вытирать ноги о злейшего врага — такая милая шутка могла прийти в голову только Элии.
— Будто бы ты и раньше этим не занимался, — кисло заметила богиня, припоминая многочисленные прегрешения герцога на ниве загрязнения личных апартаментов ее высочества кровью, грязью и прочими субстанциями, несовместимыми с чистотой помещений.
— Теперь буду стараться вдвойне, — пылко пообещал бог. Впрочем, былых заслуг отрицать не стал.
— Пусть будет по выбору твоему, Светлая Богиня, — покорно склонился Кальтис, радуясь уже тому, что не отвергнут, и пылко пообещал: — Бдительнейшим из стражей стану я у твоего порога! Ни один злоумышленник не минует меня!
Элия брезгливо фыркнула и, воспользовавшись силой Звездного Тоннеля, сотворила магическое зеркало-окно в покои с видом на прихожую. Оттуда она вытянула изящную, плетеную в пять эльфийских нитей ковровую дорожку с вытканными на ней белыми и красными розами, оттененными темной зеленью листьев.
— Можешь принести клятву подчинения и вселяться, — высокомерно предложила принцесса духу, даже не думая помогать в создании чар, сливающих нематериальную сущность с предметом вещного мира. Если уж Кальтис самоуверенно полагал личное могущество столь великим, то должен был доказать его действием.
— Душой и сутью моей клянусь служить тебе, Богиня Любви, Элия, исполнить любое повеление или все силы приложить к исполнению оного. Хранить твой покой и безопасность, ставя их превыше самой души своей, — молвил дух.
Вокруг темного ореола его фигуры белым просверком молнии блеснула энергия сказанной и засвидетельствованной клятвы. Кальтис не осмелился протянуть к принцессе рук, как сделал бы любой вассал, приступающий к служению. Не считал себя достойным даже призрачного касания богини. Блуждания и страдания во мраке темницы демона многое перевернули в темной, почти черной душе бога. Вынашиваемая веками безнадежная любовь, началом которой стал случайный взгляд, брошенный на портрет мертвой принцессы, а продолжением века тщетных поисков, безумных снов и тоски, сделалась единственным якорем, сохранившим рассудок в целости. Кальтис все сильнее и сильнее любил ее, перебирал как величайшие сокровища память о драгоценных минутах, когда мог касаться живой богини. Даже мгновения смерти, когда горела плоть, и король Альвиона чувствовал холодную, кристально четкую ярость Элии, наложившей смертельное заклятье, он вспоминал как священный дар, лишь сильнее связавший его с любимой. Он поддерживал себя надеждой вырваться из темницы и найти богиню, завладевшую его сердцем, найти и сделать все, чтобы из ее души ушла ненависть.