— Вы там были?
— Нет, но говорят.
Впервые Архип не поверил Иноненко, и что-то в начальнике гаража ему показалось завистливым, мелочным, как вкус морковного чая.
— Теперь в Кремль? — поспешил спросить он, чтобы обуздать чувства.
— Какой Кремль? — взмахнул рукой Иноненко. — Кремль — это матрешка-пустышка. Они все работают кто где, а он — на Рождественке. Поверни направо.
Показалась площадь, посреди — огромная клумба, усаженная цветами.
— Площадь Дзержинского, — прокомментировал Иноненко. — Лубянка. Теперь налево и прямо. Да ты дорогу-то запоминаешь?
— Угу, — кивнул Архип. Его удивляла пустота и чистота улиц: словно прошелся по ним гигантский дворник и, в азарте работы, вымел не только весь мусор, но и граждан. Редко попадалась навстречу идущая по тротуару согбенная фигура в шляпе и длинном пальто, либо милиционер в белом кителе. Машин и тех не было видно.
— Вот здесь тормози, — удовлетворенно приказал Максим Петрович. — Будешь заезжать вон в ту арку и высаживать его.
Сталин работал в огромном здании с массивными дверями и мраморной плиткой у крыльца.
— Запомнил?
— Да.
— Ну, тогда отчаливаем. Вези в гараж и теперь, брат, без моих подсказок.
* * *
Спалось плохо, и не только Архипу. Иноненко ворочался, кряхтел, пару раз вставал попить воды. Архип же и вовсе лежал с открытыми глазами, глядя на призрак луны, маячащий за занавеской. А может, это и не луна вовсе? Может, это вдруг разросшаяся до исполинских размеров какая-нибудь звезда? Звезда, ставшая луной, — но для чего? Просто из гордости, честолюбия, либо по неизвестной, глубоко затаенной причине?
Хотелось встать и отворить занавески.
— Спи, Архип, еще рано, — пробормотал Максим Петрович.
Тишина, наступившая совсем недавно: до того кто-то пел в кухне, была неприятна. Что-то чудилось в ней угрожающее, гнетущее, и Архипу казалось, что продолжайся песня подгулявшего жильца коммуналки, — он уже спал бы.
Снялась с потолка муха и, жужжа, принялась кружить по комнате. Архип пытался понять по жужжанию, в каком конце комнаты она сейчас находится и не заметил, как вместо мухи появился Сталин. Он сидел на террасе, на скамеечке у длинного стола, непривычно одетый: мягкие хлопковые штаны, светлый свитер, на голове — шляпа из рисовой соломки. И слова вождь произносил непривычные, обращаясь к кому-то невидимому, говорил о том, что капусту лучше шинковать вдоль, а не поперек, тогда она лучше разваривается и щи получаются наваристее.
— Ну что, Надя?
На террасу вышла Надя из лаборатории в красивом чистом фартуке, волосы стянуты в пучок на затылке.
— Глупости какие-то говоришь, — сказала она, улыбаясь, и поставила перед Сталиным дымящуюся тарелку. — Что вдоль, что попрек, капуста она и есть капуста.