Пытаюсь воззвать к зародышевому антропологическому чутью своей малышки и объясняю, что здороваться – национальный французский обычай, который она должна уважать.
– Мы живем во Франции, а для французов очень важно, чтобы люди говорили bonjour. Мы тоже должны так говорить, – натаскиваю ее в лифте по пути на день рождения. – Так что мы сейчас скажем, когда войдем?
– Кака, – отвечает Бин.
Обычно, когда мы входим, она не говорит ничего. Поэтому мне приходится соблюдать ритуал – очень громко я приказываю ей поздороваться. Хоть я отдаю дань общему правилу. И тем самым подаю Бин пример.
Однажды мы с дочерью идем в сад, вдруг она поворачивается ко мне и говорит:
– Даже если я стесняюсь, я все равно должна сказать bonjour.
Может, это в саду ее научили? Как бы то ни было, это хорошо. Но меня беспокоит, что она так серьезно обдумывает эти правила. Одно дело – играть во француженку, и совсем другое – действительно стать ею.
Хотя я испытываю смешанные чувства по поводу «офранцуживания» Бин, мне определенно нравится то, что она растет двуязычной. Дома мы с Саймоном говорим с дочерью только по-английски. В саду она общается исключительно на французском. Иногда меня поражает, что я родила ребенка, который спокойно использует слова типа carottes rapées и confture sur le beurre[6].
Я думала, что маленькие дети схватывают язык на лету. Но на самом деле это больше похоже на метод проб и ошибок. Несколько человек сообщают мне, что Бин по-прежнему делает свойственные американцам ошибки. И хотя она никогда не выезжала за пределы парижской кольцевой автодороги (если не считать короткой поездки в Америку на Рождество), видимо, мы ее каким-то образом все-таки «американизировали». Но только ли мы? Однажды в среду утром отвожу ее на занятие музыкой (обычно это делает няня) и выясняю, что преподавательница общается с ней на ломаном английском – хотя с остальными детьми говорит по-французски. А учительница танцев по-французски велит всему классу лечь на пол и распластаться comme une crêpe («как блинчик»). Бин она приказывает распластаться comme une pancake[7].
Даже я замечаю, что Бин делает много ошибок и странно строит предложения. Обычно вместо французского pour («для») она говорит английское for. Ее словарный запас ограничен тем, чему она научилась в детском саду, поэтому поговорить о машинах или, например, об ужине она не может. Однажды она вдруг спрашивает меня:
– Avion – это то же, что самолет?
Сама додумалась! Не понимаю пока, какие ошибки она делает, потому что билингва, а какие – просто потому, что ей всего три года. Однажды в метро она принюхивается ко мне и сообщает: