В молодости отец много путешествовал. Он очень любил Францию, там у него были близкие друзья, особенно дружен он был с графом Арманом де Бугеллан де Сан-Фаржо. К несчастью, друзья поссорились из-за какой-то безделицы. Арман вызвал своего русского приятеля на дуэль. Отец клялся, что намерен был стрелять поверх головы своего приятеля – только чтобы попугать его. Однако, видимо, пистолет был плохо пристрелян. Отец ранил Армана в голову, и тот умер через несколько минут у него на руках, уверяя, что прощает его, и завещав ему на прощание свой дневник. Этот дневник отец считал самым большим своим сокровищем, но не показывал его нам, потому что слишком больно было вспоминать о смерти Армана. Кое-что знал только Алексей, которого отец очень любил и которому всецело доверял. От него я и услышал, что в этой тетради вели записи несколько поколений хозяев замка Сан-Фаржо. С этим замком связана история таинственного исчезновения одной из знаменитых картин Давида, которая называется «Смерть Лепелетье».
– У него есть картина «Смерть Марата», – говорю я недоумевающе. – Какой Лепелетье?
– Так звали одного из членов Конвента, графа, аристократа, который голосовал за смерть короля и поплатился за это, – поясняет Максим. – Его родственники не могли простить Лепелетье и пытались уничтожить всякую память о его предательстве. Даже картину спрятали. Да так, что никто не мог ее отыскать. Я думаю, что в дневнике Армана указан некий след, который может привести к пропавшему сокровищу. Уверен, что отец всю жизнь мечтал, как поедет со всеми нами во Францию, отыщет картину и вернет ее, скажем, в Лувр. Он и сам был страстным коллекционером, у нас раньше (теперь-то все пропало, конечно) были копии очень известных картин, почему-то тематически связанных со смертью. Уж не знаю, откуда такие мрачные пристрастия, отец был вообще-то очень веселым человеком, жизнелюбом. Честно говоря, мы никогда не были с ним особенно близки, я был, что называется, маменькин сынок, дичился его и сильно ревновал к Алешке. Только перед смертью папы мы сошлись и сдружились. Сказать правду, все эти давние французские дела меня очень мало интересовали. Конечно, я рад, что мы нашли тетрадь, однако куда больше доволен тем, что отыскались матушкины бриллианты. Надеюсь, я не покажусь вам меркантильным и избыточно расчетливым, если сознаюсь: я даже не стал бы искать дневник Сан-Фаржо, особенно если учесть, что французского не знаю, зато по-немецки и по-английски говорю свободно. Французский мне отчего-то никак не дается, непостижимый какой-то язык. А вы как?