– Не может быть! – всплескивает руками Николь. – Вы побывали в России, а моя подруга Валентин – она ведь русская! Интересно, правда? У вас есть в Париже знакомые русские, кроме моего Мирослава?
– Раньше не было, а теперь есть, – кивает Максвелл, медленно переводя на меня свои темные глаза, определить цвет которых я никак не могу.
Почему-то он молчит о том, что тут несколько минут назад была еще одна русская, которая явно принадлежит к числу его знакомых. Это Лора.
– Вы были на аукционе? – спрашивает Николь. – Что на сей раз? Рисунки? Гравюры? Неужели снова Тардье? Неужели вы еще не все у него скупили?!
– Вам известна моя слабость, – кивает Максвелл. – Да, до меня дошел слушок, что кто-то перед самым аукционом предложил первые, авторские оттиски гравюры Тардье с картин Давида. Я связался с Дезаром, но он только сегодня вернулся из отпуска и еще не успел толком узнать, что будет продаваться в других залах. Я решил прийти сам. И напрасно. Этот Тардье у меня уже есть. Это не… словом, не то, что я ищу. Ну что ж, не повезло.
Он пожимает плечами и любезно улыбается нам обеим:
– Кстати, Николь, и вы, Валентин, что вы делаете… ну, к примеру, через час?
Мы переглядываемся.
– Ну, я не знаю, – нерешительно говорит Николь. – Гуляем с Шанталь, наверное, а что? Ой, Максвелл, я ведь даже не поблагодарила вас за ваш чудный подарок! Платьице невероятно идет Шанталь, она в нем такая хорошенькая! Я бы очень хотела, чтобы вы увидели ее в этом наряде. А как она любит клоуна Ша!
– И где же вы гуляете, медам?
– Да где угодно, – пожимает плечами Николь. – Ходим на Сакре-Кер, в Пале-Рояль, в Ле Аль…
– В Ле Аль? – радуется Максвелл. – Давайте встретимся через час, хорошо? В кондитерской на углу улицы Монторгей. Вы согласны, Валентин?
И его насмешливые глаза снова обращаются ко мне с выражением, от которого я потихоньку дурею.
– До скорого! – прощается Ле-Труа и одним прыжком оказывается чуть ли не на середине эскалатора. Если он будет двигаться такими темпами, то в два счета догонит мадам Люв и ее русскую протеже. А может, он потому и двигается такими темпами, что хочет их догнать?
От этой мысли у меня портится настроение. Да тут еще и Николь замерла с каким-то по-дурацки мечтательным видом…
И вдруг я понимаю, кого мне напомнил мсье Ле-Тура. Казанову! Именно таким я его и представляла, этого венецианского обольстителя: смуглое тонкое лицо, насмешливые и в то же время непроницаемые глаза неопределимого цвета: то ли черные, то ли карие, то ли вовсе темно-серые, ироничные губы и подвижные брови, впалые щеки, а еще белый парик, под которым скрыты коротко остриженные, чуть вьющиеся волосы и благодаря которому еще выше кажется выпуклый умный лоб.