Причем, когда Николь наконец-то схватила меня за руку, я попыталась отбиваться и заорала… жуть, конечно. До сих пор помню, как на нас смотрели прохожие!
Чтобы не пугать закапризничавшую Шанталь, мне пришлось взять себя в руки. Постепенно первая паника отошла, я перестала трястись. Николь уговорила меня присесть в ближнем бистро, заказала «Дьявольскую мяту» – ледяной мятный напиток совершенно невероятного, правда что дьявольски-зеленого цвета, – и, сделав несколько глотков, под мурлыканье Шанталь, которая занялась бисквитом, я смогла с большей или меньшей связностью объяснить, что произошло.
Я рассказал Николь все: про Дзержинск, и ту ночь, и про цыганку, и про Василия – и про те глаза, которые смотрели на меня поверх ствола пистолета, а потом – в кабине лифта в аэропорту Франкфурта. Ну откуда, откуда он вдруг взялся в бистро на улице Монтергей? Почему оказался рядом с Максвеллом?!
Значит, он все же прилетел в Париж! Теперь он будет искать меня! И Максвелл ему поможет!
Боже мой, неужели дамский угодник, художник Максвелл связан с террористами из России? Какой кошмар! Господи, ну зачем, зачем я потащилась с Николь на этот аукцион! Зачем я его увидела! Зачем он увидел меня!..
От этих мыслей я снова пытаюсь сорваться с места, дрожу и озираюсь в кошмарной панике. И в таком состоянии пребываю до вечера. А вечером, где-то около девяти, звонит Максвелл. Мы только что искупали Шанталь, немножко успокоились и даже развеселились. Но тут я снова начала трястись, как овечий хвост. Максвелл, оказывается, прождал нас в бистро целый час, потом пытался дозвониться Николь на мобильный (какое счастье, что Николь забыла его зарядить!).
Увидев мои полные слез глаза, Николь не вдается ни в какие подробности и очень ловко врет, что нас задержали какие-то неотложные дела.
– Очень жаль, – слышу я голос Максвелла (схватила трубку параллельного телефона, а как же!). – Я мечтал продолжить знакомство с вашей русской подругой. А кстати, как ее фамилия?
Делаю страшные глаза Николь, которая стоит в двух шагах от меня с трубкой радиотелефона в руках, и та смотрит с ужасом: наверное, никак не может вспомнить ни одну русскую фамилию.
На счастье, на столе лежит книжка, которую я привезла с собой: дамский детектив. Хватаю книжку и показываю Николь. Лицо ее проясняется:
– Ее фамилия Дмитриефф. Вот именно, Алена Дмитриефф.
– Алена?! – изумленно восклицает Максвелл. – Но вы же сказали что ее зовут Валентин…
– Я? Когда? Как я могла назвать ее Валентин, если ее зовут Алена?! – очень натурально возмущается Николь. – Вы что-то напутали, Максвелл.