— Дальше ни шагу!
Всю ночь трудились и бойцы и командиры. А утром гитлеровцы пошли в атаку. Они бешено рвались вперед. Любой ценой, но только вперед. Фашисты знали, что за окопами русских начиналась хорошая дорога, которая шла через заболоченные, непроходимые леса и выходила на Минское шоссе.
На этом маленьком участке огромного фронта фашистам так и не удалось продвинуться ни на метр. Бойцы майора Батурина отбили пять атак. Даже тяжело раненные, те, кому, может, осталось жить несколько часов, и те улыбались бескровными губами, шептали друг другу:
— Слышь, отбили!..
— Теперь скоро не сунутся…
— Пятую отбили… Молодцы…
Солнце медленно опускалось за дальнюю кромку леса. Ядреный, настоянный на хвое и лесных цветах воздух, вобрав в себя прогорклый запах порохового дыма и горечь обугленных деревьев, стал густым и душным.
Наступило короткое затишье. В чаще леса раздались робкие голоса птиц. В болоте заквакали лягушки. Где–то под ногами у Батурина застрекотал кузнечик. Петр Антонович сделал шаг в сторону, чтобы случайно не наступить на него.
— Запел! — чернявый боец улыбнулся пересохшими губами. — Тоже жить хочет.
В окоп спрыгнула девушка в красноармейской форме, с большой санитарной сумкой через плечо.
— Раненые есть?
Она была совсем юная, щупленькая. Батурину показалось, что ей лет пятнадцать. Увидев майора, она лихо вскинула руку и, отрапортовав по всей форме, спросила:
— Разрешите идти?
Батурин кивнул. Санитарка пошла по окопу. Работы предстояло много. Бойцы сами помогали бинтовать раны, но упрямо отказывались покидать окопы и идти в полевой госпиталь. До майора то и дело доносились возбужденные голоса бойцов:
— Из–за такой царапины ты хочешь меня уложить в лазарет. На, гляди!
Батурин улыбнулся. Хорошие бойцы в его батальоне! Первый же бой показал это. Трудно, но держаться умеют.
Чуть припадая на раненую ногу, подошел коренастый Ильинков, командир взвода.
— Здорово вы их, товарищ майор! Наповал косили! Я честно говоря, думал, того… конец. Фашисты в двадцати шагах, пулеметчик и его помощник убиты, я ранен… Взял гранату и приготовился дать последний салют. А тут рядом «та–та–та!». Оглядываюсь — вы! Ну, тогда я размахнулся и ту последнюю гранату…
— А почему вы не в госпитале? — остановил его красноречие Батурин.
— Так я туда и не ходил, товарищ майор! — Ильинков пожал плечами. — Перевязали на командном пункте, и я обратно сюда. Мне в госпиталь нельзя, поймите, товарищ майор, — закончил он, виновато глядя на Батурина.
Батурин еще раз обошел окопы. Как он и предполагал, потери были значительные. Тяжело раненных отправляли в тыл, убитых относили в братскую могилу — глубокую воронку от авиационной бомбы. Среди убитых Батурин увидел Таращенко, командира пулеметного расчета. Он лежал на боку, неестественно запрокинув голову и остекленевшими глазами смотрел в вечернее небо.