— Он там один. Голодный…
Тяжелым выдался этот день для Саньки. После утренних страхов и тревог, после саперной лопатки, от которой на руках набились мозоли, пришлось ему еще картошку окучивать, носить воду из колодца и поливать грядки с капустой, а потом чистить свинарник. К вечеру Санька еле передвигал ноги, а руки и спина казались чужими. Однако его больше, чем усталость, терзала мысль о Вовке. «Какой же из меня помощник командира? — подумал он, ругая себя. — Пошел в разведку и застрял. Сам нажрался до отвала, а командир лапу сосет с голоду. Еще клятву давал!»
Но тут мысли его неожиданно оборвались. У калитки остановились трое немецких солдат с автоматами за плечами. Наверное, это те, что вчера были в лесу! Они пришли за ним. Бросив ведро, Санька побежал к дому. Но немцы его заметили. Один из них крикнул Саньке:
— Киндер! Киндер!
Он понял, что немцы зовут его. Дрожа, как осиновый лист, Санька приблизился к ним.
— Яйки! Млеко! Давай, давай!
Из дома выскочила мать. Она кинулась к Саньке, заслонила его собой.
— Это мой мальчик! Сын! Он ни в чем не виноват!
Наконец до сознания матери дошло, чего хотят солдаты. Облегченно вздохнув, она закивала:
— Есть, есть. Сейчас принесу!
— Давай, давай! — заулыбался рослый рыжий немец. — Шнель!
Мария побежала в дом.
Рыжий немец подошел к Саньке и похлопал его по плечу:
— Гут, киндер!
Санька бессмысленно закивал головой, не зная, как себя вести.
— До есть Петербург? До есть Ленинград? — спросил рыжий на ломаном русском языке. — Километр?
Санька догадался, что рыжий спрашивает, сколько километров до Ленинграда. Он кивнул немцу и показал четыре пальца.
— Отсюда до Ленинграда будет километров четыреста!
— Понималь, — сказал рыжий солдат и начертил на земле цифру четыреста. — Так есть?
— Так, так, — подтвердил Санька.
— До есть Москау? — продолжал спрашивать рыжий.
— Далеко! — ответил Санька. — Тысяча километров.
Он начертил на земле цифру.
— Гут, гут, — немец засмеялся, обнажив крупные редкие зубы, и многозначительно поднял палец. — Завтра вир, мы есть Ленинград! После–после–послезавтра мы есть Москау! Хайль Гитлер! Россия — капут! — немец провел ладонью по горлу.
От его слов, выразительных жестов и самодовольного смеха Саньке стало страшно. Гад, уже победу празднует… Тут до Санькиного слуха донеслось отчаянное кудахтанье. Он оглянулся. Из сарая вышел немец, неся в каждой руке по паре барахтающихся несушек. Другой солдат перелез через загон и старался поймать двухмесячного поросенка. Поросенок визжал и ускользал из рук.
В это время на пороге показалась мать с плетеной корзинкой. и большой крынкой молока. Рыжий солдат поспешил к ней. Внезапно грохнули выстрелы, раздался пронзительный визг поросенка. Мать ахнула и уронила крынку с молоком и корзинку с яйцами. Крынка разбилась, и молоко побежало со ступенек на землю. Из упавшей набок корзинки покатились яйца.