Класс был настолько большой, что мы даже не помещались в обычную аудиторию, поэтому нас отправляли в так называемый модульный класс – такое красивое название для трейлера, в котором полностью отсутствовала вентиляция.
Я помню, что в конце учебного года была страшная жара, воздух внутри трейлера после полудня раскалялся до тридцати градусов, а миссис Кашинг даже не могла снять свой жакет из-за этого пустого рукава. Она безуспешно пыталась усмирить Рикки Вайсберга, лидера среди местных хулиганов, который все время орал, лез ко всем и вообще создавал кучу проблем. Одно и то же повторялось изо дня в день, и это вызывало у меня головную боль. И Рикки мне никогда не нравился.
А математика мне нравилась.
Поэтому мне пришло в голову украсть у матери «Валиум» и подсыпать его в кока-колу Рикки за ланчем.
На математике Рикки в тот день не появился. Да и на следующий день никто его не видел.
Рикки перестал существовать для миссис Кашинг и меня.
Не знаю, что с ним случилось, но до конца учебного года он больше так и не пришел. Его дружки притихли без его предводительства, миссис Кашинг вернулась в свою классную комнату, а жара спала.
А что касается меня…
Мне поставили «пять с плюсом» по математике.
Ранним утром во вторник Эрик стоял перед дверью своего дома. Точнее, своего бывшего дома. На придверном коврике, который Кейтлин заказала по каталогу «Уильямс-Сонома». Коврик был сплетен из кокосового волокна (что бы это ни значило), и Эрик припомнил, что он обошелся ей почти в двести долларов, и она считала эту покупку очень выгодной. Он и тогда думал, что это чересчур, но ему казалось очаровательным, что она так истово хочет этот коврик. Ему вообще казалось очаровательным все, что она делала. Тогда. Теперь – нет. Хотя кому-нибудь, возможно, и кажется.
– Доброе утро, Эрик, – сказала Кейтлин, резко открывая входную дверь. Она выглядела свежо и очень привлекательно, и он изо всех сил старался не попасть под ее обаяние снова. Волосы она гладко убрала в «конский хвост», а серо-голубое платье хорошо гармонировало с ее красно-голубым жакетом, который Эрик узнал – она ходила в нем в суд. Он вдруг подумал, наденет ли она этот жакет, когда будет решаться их дело.
– Доброе утро, можно войти? – спросил Эрик, улыбаясь, словно Самый Вежливый Робот На Свете.
– Конечно, – ответила ему Кейтлин с точно такой же улыбкой, потом отошла в сторону, взяла свою украшенную узором сумку и ключи от машины со столика и холодно произнесла:
– Я ухожу. Ханна сказала, вы будете есть яйца. Так что не оставляй посуду в раковине.