Он ожидал, что Робис тоже развеселится, но тот молчал.
— Ну, что ты скажешь на такую штуку? — не отставал от него Брачка, которому страшно хотелось, чтобы его похвалили в присутствии красивой девушки.
— Только одно, — резко ответил Робис, — чтобы это было в последний раз!
— Понял, братишки…
— А разве тебе в Федеративном комитете не сказали, что теперь у тебя будет особое задание? Ты не имел права ввязываться в эту заваруху!
— Ну что ты за бессердечный человек, Робис!.. — только сейчас пришла в себя Дина, потрясенная рассказом Брачки и еще больше — его разудалым тоном.
Казалось, Брачку веселят его приключения. Но Дина, которая сама недавно приняла боевое крещение, понимала, что горький юмор помогает боевикам выдерживать трудные будни борьбы и сохранять бодрость духа в самые трагические моменты.
— А бинт у вас тут найдется? — спросила Дина.
— Чепуха — царапина! — отмахнулся Брачка. — Знаешь-ка, лучше зачини дырку от пули в моем фраке. Весь свой капитал в него вложил. Как стал на Кузнецовке работать, каждый месяц от получки отрывал!
И все же он охотно позволил Дине сделать перевязку.
— Больно? — спросила девушка, заметив, что он как-то странно таращит глаза.
— Мерси, нет… — Это слово Брачка подхватил у Атамана, которого считал достойным всяческого подражания. — Товарищ…
— Дайна.
— Брачкой меня звать. Может, доводилось слышать?
— Ну как же, как же! — улыбнулась Дина. — Это ведь тебе достаточно сказать «шлеп» — и драгуны летят кувырком с коней. Еще в Льеже слыхала…
— Во дьявол! — пришел в восторг Брачка. — Оказывается, я уже знаменитым стал! В международном масштабе!
— Мне Атаман рассказывал. Целыми ночами только про то и говорили. Я тогда мало смыслила в делах боевиков.
— А тут и понимать-то нечего — лишь бы храбрости хватало да рука не дрогнула!
— Это только ты так думаешь! — вмешался в их разговор Робис. — Бывает, что храброй рукой можно такую кашу заварить… Главное-то все-таки сознание.
— За меня не беспокойся. Дай мне настоящее дело, тогда увидишь. Ведь на этот раз будет что-то серьезное, да?
За внешним удальством скрывалось Брачкино бескорыстное рвение в меру своих сил приносить пользу делу революции. Он был еще в том возрасте, когда стесняются говорить о своих чувствах. Тот, кто по-настоящему любит, избегает громких слов.
— Вот придут Атаман и Парабеллум, тогда и поговорим, — коротко ответил Робис, так и не удовлетворив Брачкиного любопытства.
Лиза принесла обед. Брачка тотчас подсел, затолкал в рот здоровенный кусок мяса и сморщился:
— Братцы, да я же не дикарь! Знаешь, Лиза, могла бы прожарить и получше.