Невероятная правда обычно вызывает меньше доверия, чем выдумка. Правдивый биограф, случись здесь таковой, обязательно захотел бы заменить грубые краски реальности мягкими полутонами романтики и легенды. Во всяком случае, именно это мне хотелось сделать, когда я перечитывал свои записи о наших антарктических приключениях.
Такие авторы, как Филдинг и Смоллетт, не говоря уже о писателях современных, вроде мисс Остен, считают, что, несмотря на все события, случившиеся в реальной жизни, книга, чтобы считаться правдивой, должна иметь счастливый конец. Прежде меня это всегда смущало – до тех самых пор, пока моя жизнь не совершила резкого поворота к фантастическому, сказочному, нелепому и смехотворному счастию!
Однажды на веранде губернаторского дворца я печально размышлял, что за сила удерживает большинство людей от немедленного самоубийства. Неожиданно раздался далекий гром, который заставил меня поднять голову: в гавань входил корабль. Из гавани ответили встречным залпом – громким, в облаке белого дыма. Значит, судно военное. Я подошел к подзорной трубе и направил ее на незнакомца.
Что-то подсказало мне, что сказка начинается! На мачтах подняли сигнальные флаги, которые, видимо, что-нибудь да означали. Под бушпритом посверкивало: корона, какой-то синий силуэт с красным пятном в центре… Дыхание мое перехватило: там, неумело изображенный рукой корабела, красовался королевский зимородок, синяя птица моей мечты – «Алкиона»! Грохот ответного салюта еще стоял в ушах моих, а я уже мчался в кабинет, где Робертс и Дэниелс спешно убирали со столов бумажных журавликов – главное орудие труда, с помощью которого велись все дела колонии. Маркхем заглянул в дверь и сообщил, что в порт прибыл фрегат королевского флота «Алкиона» и привез достоверные известия, а не досужие вымыслы пьяных капитанов торговых суденышек. Я решил, что если очень повезет, то получу наконец-то ответ от мисс Чамли на мои послания, которые я отправлял в Индию с каждым кораблем, шедшим в ту сторону, – или, в крайнем случае, разузнаю что-нибудь у сэра Генри. Я сообщил сослуживцам, что немного знаком с капитаном, и поспешил уйти прежде, чем кто-либо вызвался составить мне компанию. Около подзорной трубы толпилась небольшая кучка народу, и пришлось дожидаться своей очереди. «Алкиона» медленно входила в гавань, взяв на гитовы все паруса, кроме топселей, что вполне естественно на таком запруженном рейде.
Труба, наконец, освободилась. Я разглядел на шканцах сэра Генри Сомерсета – при полном параде, готового к встрече с губернатором. Читатель, наверное, думает, что меня переполняло радостное волнение – но нет! Помнится, сердце мое словно раскололи, как яйцо над горячей сковородой! С трепетной радостью я углядел на палубе мисс Чамли! Она стояла подле леди Сомерсет на шканцах, «за кормой» у сэра Генри, который деловито отдавал приказания. Дамы наблюдали за ним, склонив головы, и молчали с должным послушанием, пока корабль входил в пролив. Сэр Генри направил подзорную трубу на губернаторский дворец – теперь мы смотрели друг другу в глаза! Он рассмеялся и сказал что-то мисс Чамли, которая немедля начала выпрашивать у него трубу. Молодой офицер предложил ей свою, придержав ее в нужном положении, мисс Чамли настроила ее… Я сорвал шляпу и помахал ей. Мисс Чамли бросила трубу и припала на грудь леди Сомерсет! Та обняла ее, но мисс Чамли отшатнулась, – смущенная, потрясенная! – ринулась к трапу и исчезла. Я вспомнил, что по утрам хожу в совершенно неприбранном виде – не таком запущенном, как большинство мужчин в Сиднейской бухте, но все-таки, – и поспешно направился к себе, сменить костюм. К тому времени, как я оделся и побрился, «Алкиона» пришвартовалась у причала. Сбегая по ступеням, я махнул шляпой сэру Генри, который поднимался мне навстречу, но, похоже, он меня не заметил. За ним шел гардемарин с огромной папкой. Сэр Генри был красен лицом и шумно отдувался.