— Некоторые несчастные натуры избирают себе жизненной программой непрестанные поиски все новых и новых источников затруднений, причем находят их даже в мелочах…
Крчма не был уверен, надо ли продолжать; ведь Павел Пирк вообще первый человек, которому он так открывает свое сердце. И в этой внезапной откровенности, пожалуй, повинна эта злополучная Мишь с ее взрывом полчаса назад…
— Человек, возможно, в состоянии уклониться от несчастья, которое обрушивается на него извне; но не скроешься от несчастья, которое взращиваешь в себе сам. Теперь же я просто обязан рассматривать свою жену как больную, и развод с ней был бы насилием над человеком в известной мере беззащитным… А мне кажется, надо стараться жить так, чтоб обходиться без насилия, на какой бы ступени власти ты ни стоял.
Семафор предупреждал о повороте, Пирк стал сильно тормозить. Крчма вдруг усмехнулся:
— Рассуждать на подобные темы, когда в нарушение закона едешь зайцем, да еще на паровозе, пожалуй, малость неуместно. Перевернем-ка пластинку: твои-то дела как? Есть у тебя девушка?
— Целых две; одну придется послать к… с одной придется покончить, только знать бы, с какой. Обе чем-то хороши, а чем-то — нет, с женщинами не так-то просто, вы еще узнаете… то есть вы это уже знаете. Но, как человек умный, жду вашего совета… о господи, когда я веду машину, не соображаю, что говорю. Я хотел сказать, жду, что вы, как умный человек…
— Стой, Пирк, вольно! Я тебя понял, смотри лучше, как бы сам не пустил контрпар…
Но вот и Клатовы. Крчма поблагодарил начальника поезда за любезность; на лице «деда» читалось облегчение— многократное нарушение инструкций сошло без последствий.
Мишь спрыгнула с высокой платформы служебного вагона; увидев Крчму, сделала круглые глаза — и тотчас на лице ее расцвела радость.
— Как славно, что вы не бросили нас еще в Бероуне! И я прямо сейчас могу сказать вам три словечка…
— Только три? Что ж, давай!
— Я несчастная дура.
— Да что ты? Это тебя какой-то грубиян оговорил! Она кивнула, уцепилась за его руку, потом послюнила
кончик платочка и без всяких околичностей стерла грязное пятно у него под глазом.
— А я целых сто километров вел поезд, это когда мы мчались со скоростью сто тридцать в час и обогнали парижский экспресс, и сам в топку подбрасывал, и давал, и за водомером следил, и контрпар включал, когда надо…
— А я здорово промерзла…
— В таком случае приглашаю вас на грог, друзья!
— Сначала я должен машину поставить, — Пирк повел на паровоз носом, блестевшим от масла. — Тут сразу за вокзалом есть забегаловка, буду там через двадцать минут, да с умытой шеей!