— Итак, ты не доверяешь своему отцу? — таков был ответ, когда он кончил.
— Не доверяю вам? — пробормотал Питер, будучи уверен, что он неудачно выразился, не сумев толком объяснить отцу, чего он хочет.
— Ты думаешь, что то, что заработал старик, будет растрачено в его же предприятии и, что, если ты хочешь, чтобы деньги не пошли к чорту, ты должен сам присматривать за ними?
— Избави боже, — перебил его Питер, — вы не должны даже думать, что подобная мысль могла придти мне в голову! Я, отец, скорее готов умереть, чем допустить, чтобы вы так обо мне думали.
— Докажи в таком случае, что я неправ, — сказал сухо отец, по своему обыкновению пощипывая редкую седую бородку своими желтыми пальцами. — Ты легко это можешь сделать.
— Каким образом? Скажите мне только.
— Обратив свое внимание на другие вещи, мой мальчик. Дай мне одному управлять тем, чем я умею управлять. Ты должен предоставить мне идти своим путем, не помогая своими веслами, и не слушать того, что говорят твои высокомерные друзья за моей спиной обо мне и о моих приемах.
— Если бы я это мог!
— Конечно, я не уверен в этом. Ты водишь знакомство с компанией неопытных юношей, которые думают, что они лучше своих отцов знают, как вести дело; и затем в своих разговорах вы пускаете мыльные пузыри, увлекаясь модными фантастическими идеями. Я был достаточно добр, чтобы некоторое время терпеть, хотя я и не должен был допускать этого. Но теперь вот что я скажу по этому поводу: если ты доверяешь старику, руки прочь от «Рук»!
— Решено и подписано, отец, — отвечал серьезно Петер. — Я никогда не думал мешать, я только хотел помочь, если смогу. С сегодняшнего дня, моим паролем будет: «Руки прочь от «Рук».
Он дал обещание и тщательно его соблюдал. Но неугасимый огонь пылал в его сердце, как зажженное бревно, брошенное в груду пепла. У него давно уже не было никакой определенной цели в жизни. Он не видел никакого пробела, который следовало бы заполнить, и чувствовал, что мир нисколько не нуждается во втором Питере Рольсе. Одной только вещи он страстно желал, будучи еще мальчиком — кругосветного путешествия и блеска востока, и это желание и в юношеские годы не потеряло для него прелести и не казалось бесполезным. Когда отец смущенно спросил: «Почему ты не путешествуешь, мой мальчик»? — Питер ответил, что, может быть, это было бы хорошо.
Дело было доложено матери и она не возражала. Она уже давно, едва только выйдя замуж за Питера-старшего, научилась не возражать ни на что, что бы он ни предложил. Когда она улыбалась и соглашалась со всяким его предложением, она становилась «маленькой дорогой женщиной», и вот она провела всю свою жизнь, будучи маленькой дорогой женщиной, пока ее волосы не побелели. При ее счастливом характере ей не приходилось делать для этого больших усилий; с тех пор, как Питер вырос, он очень полюбил проницательный взгляд ее всегда молодых голубых глаз, глаз девушки на лице пожилой женщины.