— О, его часы, часы, которые он предлагал в залог, — бормотала она. И сидя на кровати с большой куклой в руках, она пролила несколько печальных и благодарных слез на неповинную головку куклы. Теперь она поняла все, вплоть до «ловкой проделки».
Глава XVII.
Согласие на приглашение.
Наступил уже июль, и Нью-Йорк походил на огромные, герметически закрытые турецкие бани, в которых можно было войти, но, раз войдя, приходилось оставаться, так как не было выхода и не было часов, когда бы они были закрыты. Большинство порядочной публики, за исключением совершивших убийства и тому подобные дела, как сообщали воскресные приложения газет, разъехались на море, или в горы, еще до того, как турецкие бани открылись на лето. Но в воскресных приложениях ничего не говорилось о приказчиках больших магазинов, так как их принимают за «порядочных» людей только в ограниченных кругах и они не совершают убийств и тому подобных дел, хотя иногда и восхищаются ими.
По словам газет минувшие зима и весна были очень оживленными. Редко когда бывало столько красивых и значительных дебютантов. Хорошенькие девушки и восхитительные мужчины украшали каждую страницу календаря, подобно лепесткам розы. Было множество автомобильных гонок и состязаний в футбол и бэйзебол для мужчин и женщин, и других состязаний, менее шумных, но почти столь же страстных. Происходили обеды и балы, первые представления в опере, празднование дня рождения Вашингтона, праздничные семейные поездки в Адайрондак и пасхальные церковные процессии для тех, кто не уехал за границу или во Флориду. Среди тех, кто избрал Флориду, были мисс Рольс и ее брат. Эна подверглась приступу инфлуэнцы после того, как лорд Райган уехал и было объявлено о его помолвке с его богатой ирландской кузиной. Некоторые доходили до такой низости, что утверждали, будто Эна слегла в разгаре сезона не от гриппа, но от огорчения. Когда Эна смогла выходить после болезни, она заявила, что она умрет, если не отправится в Пальм Бич, и потому мать взяла ее туда вместе с Питером, не говоря уже о горничной Эны. Питеру не улыбалась перспектива сопровождать их. Отъезд из Нью-Йорка серьезно нарушал его планы и полупланы, разбивал его надежды и полунадежды. Но отец не хотел уезжать, а мать и Эна не могли обойтись без мужчины. Питер в этот момент был единственным подходящим мужчиной, и только в апреле Эна почувствовала себя настолько хорошо, чтобы вернуться снова на север. К этому времени во всех газетах, начиная с больших и кончая маленькими, было напечатано об ее обручении с маркизом ди-Риволи, и даже самые недоброжелательные люди должны были признать без всяких оговорок, что потеря графа и приобретение вместо того маркиза является не малым успехом в жизни.