— Армяшка, биржевик! Вот мы тебе покажем, жук нерусский!
Несколько торговых молодцов бросились следом. Мирзоян побежал, пролетел Симеоновский мост и понесся к Литейному. Следом гремело: «Бей армяшек, спасай Россию!». Грохотали начищенные сапоги и бочка с водкой.
Запыхавшись, Ашот развернулся к гогочущим преследователям. Он был вовсе не робкого десятка. В 29-м, когда турки хотели вырезать его село, он, деревенский лавочник, оборонял с крестьянами полуразрушенную крепость до прихода русских. Мирзоян вытянул из трости остро отточенную шашку, спрятал ценные бумаги на груди и вынул из портфеля дедовский кинжал.
— Подходи, зарублю, зарежу!
И вдруг позади загремело:
От Днепра и до Белого моря,
И Поволжье, и дальний Кавказ!
Одним рывком Ашот нагнал колонну и влился в людскую реку.
* * *
Розенберг озабоченно смотрел по сторонам. С Васильевского острова — никого, кроме студентов. С Охты — никого. Значит, мосты уже перекрыты. Только бы дойти до бастующего второй день Арсенала, а потом — по Шпалерной к Таврическому дворцу. Жаль, что нет в казармах кавалергардов Анненкова — все в Царском селе.
На углу Пантелеймоновской путь преградили шеренги Волынского полка. На коне восседал откормленный, пышноусый Михаил Муравьев.
— Всем разойтись! Открытие Веча перенесено на завтра.
— А мы и до утра постоим!
— В чем дело, правитель? Демонстрация мирная, заявлена в полиции, — громко произнес Розенберг.
— А что жечь и громить будете, там тоже заявлено? Расходитесь, хамы, громилы! Не то всех зачинщиков по проспекту развешаю!
— Не пугай, тут тебе не Поволжье лапотное! Самого заместо фонаря подвесим!
Дальше все потонуло в крике: «Долой Мишку-вешателя!».
Воинство Силуянова стояло на Симеоновой, не торопясь присоединяться. Тем более, что сзади поблескивали штыки Павловского полка. А вскоре пришлось потесниться, пропуская всадников в черкесках.
— Волынцы, готовсь! Целься! — скомандовал Муравьев.
Стражники тоже вскинули ружья. Но стрелять первым никто не решался.
— Остановитесь! Вы же христиане! — отчаянно выкрикнул Достоевский.
— К счастью, в России не все христиане, — ухмыльнулся правитель и махнул рукой горнисту.
Из Симеоновой улицы вылетели чернявые всадники в папахах и бурках. Из Бассейной — чубатые конники в синих казакинах, шароварах с лампасами и фуражках Атаманского полка. Прорвав оцепление, они с гиком ворвались в толпу, словно волки в отару, и принялись охаживать нагайками и шашками всех подряд. Грузинская, кабардинская, чеченская брань вперемежку с русским матом и женским криком стояли над толпой.
Пушкин отбивался от донца тростью со свинцовым набалдашником. Мирзоян бился на шашках с грузинским князем и норовил достать его коня кинжалом.