Чего тебе еще надо? Ты захотел стать царем и стал им. Правда, благодаря невольному соучастию в убийстве собственного отца. Но зато сколько ты потом сделал блага для собственного отечества! Народ на тебя молился, боготворил. Хотя ты и не оправдал всех его ожиданий, но спас от иностранного порабощения. За это он прозвал тебя Благословенным. Потом ты ударился в мистику, и тебе стало не до народных чаяний. Тебя хотели свергнуть и уже готовили восстание. Но ты опять всех перехитрил и упредил. Ты представился мертвым, вместо тебя похоронили безвинно убиенного солдата, а ты позорно бежал из страны, предоставив младшему брату карать бунтовщиков. Зато не взял греха на свою душу.
Ты побывал на Святой земле, прошел по Дороге скорби, по которой нес свой крест Спаситель. Ты увидел древние пирамиды египетских фараонов. Посетил могилу своего великого врага. Совершил путешествие вокруг всей Африки. Пересек Индийский океан.
Поэтому лежи спокойно. Час-другой без воды на солнцепеке – и уплывешь отсюда навсегда.
Комедия окончена. Так, кажется, говорят французы? Не будем превращать ее в фарс!
А это уже точно рай! Долгожданная прохлада. Чьи-то мягкие и нежные руки омывают его лицо и тело. В слипшиеся от жажды внутренности проникает живительные влага, в обожженную солнцем кожу кто-то заботливо втирает какие-то снадобья. И сразу боль отступает и становится так легко, будто с тебя сняли не только одежду, но и всю кожу. И только ласковый ветерок слегка обдувает оголенные нервы. Блаженство!
Он открывает глаза и видит склонившееся к нему женское лицо. О, как красива эта богиня! Кожа цвета бронзы, но нежная и прозрачная, как шелк. Черные как смоль волосы струятся как водопад. Брови, будто нарисованные, изогнуты причудливыми коромыслами. Сочные губы так и манят впиться в них поцелуем и долго-долго не отрываться. Форма лица – овальная, как у Богоматери на православных иконах. Нос – правильный и прямой. Лоб – высокий. А глаза!? В них можно раствориться без остатка. Большие, слегка насмешливые, немного испуганные и такие родные.
Если бы он умел рисовать, то запечатлел бы ее портрет и затмил бы всех знаменитых итальянских и фламандских художников. Ибо ни один из смертных еще никогда прежде не видел такой красоты.
Она очень обрадовалась, что он открыл глаза. И рассмеялась, показав свои безукоризненные – ровные и ослепительно белые – зубы. Ее смех журчал, как горный ручеек. Он лечил лучше самых чудодейственных лекарств.
– Где я? – спросил он по-русски.
Но она только рассмеялась в ответ.
Затем он повторил свой вопрос по-французски, по-немецки и по-английски. Но каждый раз ему отвечал лишь журчащий ручеек.