Он поспешил в каюту к паше, стремясь опередить греков.
– Ибрагим, вы можете избавить меня от участия в переговорах? – спросил он напрямик.
– А в чем дело, ваше сиятельство? Неужели встретили кого-то из своих бывших знакомых? – догадался египтянин, а потом, подумав немного, добавил: – Ладно, сохраню ваше инкогнито. Но при условии, что вы будете слышать каждое слово.
Ибрагим жестом показал на ширму.
– Здесь вам будет удобно, и никто не заметит.
Паша никак не отреагировал на появление парламентера. Даже не приподнялся с мягких подушек, даже не кивнул ему в знак приветствия, словно в каюте кроме него никого не было. Так, ветерок отворил дверь. А с ветром какой смысл здороваться?
Дмитрий Ипсиланти стоял перед египтянином навытяжку, как его приучили на гвардейской службе, несколько шокированный приемом.
Он кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, но, поняв, что это не поможет, начал свою речь:
– Я возглавляю законодательный комитет города Эпидавра и имею полномочия от пяти близлежащих городов на проведение переговоров с господином пашой.
Египтянин молчал.
Они были приблизительно одного возраста. Обоим едва перевалило за тридцать. Но один невольно выступал в роли просителя, а другой – вершителя судеб.
– Я и мои товарищи не могут понять, почему египетские войска выступают на стороне султана. Ваша страна так же угнетается Османами, как и наша. Мы должны быть союзниками, а не противниками, – убеждал греческий аристократ.
– Султан Махмуд II – наш повелитель, и наша – его вассалов – участь повиноваться ему, – иронично заметил паша.
– Мы никогда не признаем его владычество. Греки лучше умрут, чем будут рабами!
– Хорошо, – равнодушно согласился Ибрагим-паша. – Значит, вы умрете.
Он хлопнул в ладоши, обозначив конец аудиенции.
Граф Северный вышел из‑за ширмы, едва за Ипсиланти захлопнулась дверь.
– И вы истребите все эти города, как Миссолонги? – спросил он у сына египетского правителя.
– А разве у меня есть другой способ навлечь гнев европейских держав на Порту? – вопросом на вопрос ответил паша.
– Дайте мне перо, бумагу и чернила. Я напишу письмо в Петербург, – согласился бывший царь.
«Его сиятельству графу Николаю Петровичу Северному, лично.
Дорогой брат, обстоятельства чрезвычайной важности заставили меня обратиться к вам с этим посланием.
Как вам известно, я всегда был сторонником и защитником любой монархии, как в христианском, так и в мусульманском мире. Любая власть от Бога. Правители сами должны разбираться со своими подданными. Но происходящее сейчас в Греции заставляет меня переменить свое мнение…