Этот – не изменит. И не удивится никакому приказу.
– Карраг!
– Повинуюсь, светлый царь!
– Возьми трех-четырех своих людей, кто понадежнее. И немедленно отправляйся в Волчью башню. Заберешь Геракла. Доставишь сюда. Иди!
– Повинуюсь, светлый царь!
Шаги.
– Постой, Карраг! Может статься так, что по возвращении ты не застанешь меня здесь. В таком случае, передашь Геракла молодым господам, на их попечение. Ты понял меня?
– Повинуюсь, светлый царь!
– Иди!
Шаги. Скрип двери. Тишина.
– Паренек!
– Я здесь, господин…
– Письменные принадлежности с тобою?
– Разумеется, господин.
– Тогда – садись. И пиши. Готов ли?
– Сейчас, господин, сейчас… Да, готов!
– Хорошо. Я, Полисперхонт Тимфейский, передаю все права на владения предков моих моим возлюбленным внукам в безраздельное пользование… записал?.. Также передаю я им посох наместника Македонии. Надеюсь, что они сумеют распорядиться им достойно и разумно… Равным образом возлагаю я на внуков своих бремя и почет опекунства над царевичем Ираклием, именуемым также Гераклом, сыном Александра, внуком Филиппа, и прошу их быть к сему юноше столь же внимательными, сколь был внимателен к нему я… Записал?.. Дай сюда!
Печатка с изображением крутого быка на мгновение прижалась к папирусу, оставив четкий оттиск.
– Теперь иди, паренек. Отдыхай!
– Но…
– Я сказал: иди! И отдыхай!
Шаги. Шуршание. Недоуменный вздох. Скрип дверей.
Тишина.
Тонкие пальцы старика скользнули по вороту, проникли под теплые одежды; немного упорства – и нагрудная цепь с медальоном в виде бычьей головы легла на колени.
Вот так. Видимо, время пришло.
Когда-то, приказав открыть ворота родовой башни перед дружинами хромого Филиппа, Полисперхонт, тогда еще зрелый муж, полный сил и задора, точно так же держал на коленях этот медальон, доставшийся от предков.
Все было решено: если честь тимфейского царя, сдавшегося не из трусости, но во спасение Тимфеи от бесполезных жертв, хоть как-то пострадает от македонцев, он стерпит. Но после того нажмет на левый глаз быка, чуть более выпуклый, нежели правый…
Тогда не пришлось.
Филипп был умен и принял сдавшегося с истинно царским почетом, как младшего брата, взявшегося наконец за ум.
Теперь ждать нечего.
Того, что хранит бык, достаточно лишь для одного, но этот медальон Полисперхонту некому завещать. Внукам он вряд ли понадобится. А сыновей нет…
Что ж.
Слабым пальцам снова пришлось приложить некоторое усилие. Так. Еще сильнее. Ну же! Правый глаз быка утонул в медальоне, и левый рог слегка приподнялся, выпустив из себя тоненькое короткое жало иглы.
Немного помедлив, тимфейский базилевс поднес к медальону большой палец и с силой прижал иглу.