— Зачем приходил этот жуткий Аддингтон?
Де Мортен оторвался от бумаг, окинул меня пристальным взглядом, словно решал, выгнать сразу или просто не замечать. Ненадолго, но я почувствовала себя лягушкой, которую положили на разделочный столик. Лезвие сверкнуло, и… исчезло. Пока можно квакать дальше.
К моему удивлению, он даже ответил:
— Из‑за вчерашнего скандала с Вудвордом.
— Спасибо вам, — неожиданно даже для себя произнесла я, — за то, что вступились.
Винсент замер, приподнял бровь.
— Бить женщину — низко. Пока мы связаны, никто не посмеет вас обидеть.
Слова противоречили привычному холоду в его голосе: де Мортен только что в свойственной ему одному манере пообещал защищать меня ото всех, в том числе и от бывшего любовника.
— Низко? Вчера вы обещали меня выпороть.
— Напомните об этом, когда я закончу с делами.
Не знаю почему, но уходить не хотелось. Напротив — хотелось обойти стол и устроиться у него на коленях, а еще — поцеловать, по — настоящему, искренне, безо всяких отсылок к заклятиям и их последствиям. Я подавила это желание глубоким вздохом, на всякий случай покрепче вцепилась в подлокотники.
— Надеюсь, у вас не будет неприятностей?
— Нет, — сухо отозвался он. — Вас тоже больше не потревожат. Завтра мы отправляемся в Мортенхэйм.
Известие оглушило, если не сказать больше. Родовые владения де Мортена находились не так далеко от Лигенбурга: в трех — четырех часах езды, но… уехать из города?! Нет, нет, нет, пожалуйста, только не это!
— Не лучшая идея. Вам придется каждый день ездить сюда, — я старалась не показывать, что меня это пусть даже мало — мальски задело. Всякий раз, когда я позволяю чувствам взять над собой верх — неизменно проигрываю. В точности как на сцене.
— Каждые два, — уточнил Винсент. — Одну ночь я стану проводить здесь, другую с вами.
Он сообщил это с таким лицом, словно я была занесена в список дел в ежедневнике.
Среда
Три часа пополудни — проснуться, натянуть штаны
Пять часов — встреча с Лордом — Канцлером
Семь часов — ответы на письма
Десять часов вечера — ночь любви с Луизой (снятие заклятия)
Прямо так все это и вижу, написанное его резким сильным почерком.
М — да. Кажется, де Мортен слишком взялся рьяно исполнять свои обязанности передо мной. Я скрестила руки на груди и подалась назад.
— Ваши родные меня ненавидят.
— У моей семьи есть дела поважнее ненависти к вам. К тому же, поместье большое.
— Значит, все уже решено?
О чем я спрашиваю. Разумеется, все решено единолично: ни мои просьбы, ни доводы ничего не изменят.
— Выезжаем рано утром, в девять, — Винсент поморщился — разумеется, для него это рано, если он только во второй половине дня вылезает из постели. — Так что отправляйтесь к себе и займитесь сборами.